Еще до того как показался Пестову, произошло событие, которое перевернуло мое представление о балете. В Санкт-Пёльтене нас повели на спектакль Нидерландского театра танца NDT. И там я увидел номер хореографов Пола Лайтфута и Соль Леон. Пятиминутный дуэт, проходящий перед занавесом, меня поразил! Я вдруг понял, что можно двигаться как угодно, что балет невероятно интересное и перспективное искусство с неограниченными возможностями языка! Что в нем легко соединить два мира, которые мне нравятся, — Большой театр и Щукинское училище, куда я ходил смотреть актерские этюды и спектакли.
Первую неделю после каждого класса Пестова я брел из школы совершенно обессиленный, еле волоча ноги. Все бабушки меня обгоняли. По дороге покупал коробку с двадцатью наггетсами, тащился в парк, ложился там на траву, ел и несколько часов приходил в себя.
А потом втянулся — ляжки наросли и «пошло дело». Я понимал, что попал к лучшему педагогу и единственное, что могу сделать, это заткнуться и вкалывать. Каждый раз выкладывался до конца, Пестов это видел и за самоотверженность даже прозвал Чкаловым! Но через полгода меня из школы выгнали.
Петр Антонович очень не любил, когда у его учеников завязывались отношения с девушками. Один раз мы с подружкой целовались в пустом коридоре школы. Вдруг она открывает глаза, и они начинают расширяться от ужаса! Оборачиваюсь, а за мной стоит Пестов. Подумал: «Ну все!» И не ошибся. Перешел в Венскую балетную школу — после Пестова я окреп и уже ничего не было страшно.
— А возвратиться в Москву, танцевать в Большом не мечтали?
— Еще не окончив Венскую школу, прилетел в Москву проведать маму. Я не представлял, где буду работать после выпуска. Мама позвонила Алексею Ратманскому — он тогда возглавлял балет Большого театра — и передала мне трубку. Я спросил, можно ли показаться. Он ответил: «Приходите завтра».