Хотя допускаю, что в некоем меланхолическом настрое она могла произнести с чувством фразу: «О, как я одинока!» Но не надо забывать, что Дорошина — великолепная актриса.
Она была крещеной, и меня, конечно, не оставляло желание привести ей батюшку для исповеди и причастия. Я искала слова, подходила к этой теме издали, но все-таки Нина Михайловна испугалась.
— Но ведь священников зовут лишь к умирающим! — с ужасом воскликнула она.
— Нет, не только, — промямлила я.
Она собиралась жить и выходить на сцену вечно. Помню последний сыгранный ею спектакль. Это был «Крутой маршрут». Она готовилась к нему за месяц, каждый день настраивала себя на победу над немощью. «Я встану, я должна, я сыграю», — твердила как мантру.
Но в день спектакля с утра вдруг забеспокоилась, что ничего не получится. Я позвонила и застала ее в смятении. Однако решено было играть. Я купила цветы, поехала смотреть. Волновалась так, будто мне самой идти на сцену.
И вот начало второго акта... Из кулис вылетает задорная девица без возраста. Это Дорошина? Какие восемьдесят лет? Какая болезнь? Она шутит, кокетничает по роли и распространяет вокруг себя столько энергии, что видно на сцене только ее!
Вдруг Нина Михайловна садится на пол, и мне становится страшно. Она заигралась и забыла про больные ноги! Как теперь встанет?! Но Дорошина ни о чем не забыла. Видимо, партнерши были предварительно предупреждены, потому что в нужный момент они подхватили и подняли ее. Зал ничего не заметил.
Спектакль «Крутой маршрут» остро поднимает тему ужасов сталинизма. После него хотела спросить у Нины Михайловны, каково ей участвовать в нем? Ведь ее семью культ личности не затронул. Отец Дорошиной в то время был ответственным работником, и сама она близко дружила с родственниками деспота. Даже ее семейная жизнь с Далем протекала в квартире его внука... Но тема эта такая сложная, что я не решилась подступиться к Нине Михайловне с расспросами. Тем более что могу чего-то не знать про ее родню.
В последний раз Дорошина выходила на улицу (не считая переездов в больницу) в июле. Мы с ней посетили экзамен в Щукинском училище. Она нарядилась, выглядела великолепно. Туфли были на небольших каблучках.
— Ну вы даете! — сказала я. — В свои пятьдесят я уже на каблуках не хожу.
— А я еще могу, — задорно ответила она.
Дорошина радовалась всем, кого встречала в училище, шутила, рассказывала анекдоты. И все улыбались в ответ.
Ко всему в жизни Нина Михайловна относилась позитивно. Ни разу не видела ее слез. Но было очевидно, что ей больно вспоминать об уходе младшей племянницы, полной ее тезки Нины Дорошиной. Девочка умерла совсем рано — в двадцать семь лет. Это была какая-то невероятная трагедия для всей семьи.
А история Ефремова и Даля не мучила ее — она вдохновляла, питала творческие силы. За исключением одного эпизода. Когда Ефремов умирал, он позвонил Дорошиной и попросил срочно приехать. Она не могла. У нее был запланирован показ студентов во МХАТ имени Горького. О них договариваются заранее, отменять нельзя.
