
От неожиданности Франс вздрогнул и обернулся. Нет, это не сон! Откуда она взялась? И куда подевались приятели? Где Дирк? Таверна казалась непривычно пустой и тихой, только несколько набравшихся матросов храпели за столами да Баббе неподвижно стояла рядом. С ее лица исчез безумный оскал, а из глаз дьявольский блеск.
— Ты и впрямь великий мастер, и портрет мой тебе удался — я на нем истинная ведьма. Только не дай тебе бог узнать, каково это — увидеть себя такой. Но раз уж ты так упорно трудился, заплачу сполна. Открою тебе то, о чем пока никто, кроме меня, не знает. Большие беды скоро ждут и этот город, и тебя самого. Древо твое даст дурной побег, девичье личико исказит порок, а крепкая дружба расколется безвозвратно. Ты разуверишься в людях, и черный станет твоим любимым цветом, потому что черная тоска воцарится в душе...
— Эй, братец, долго еще намерен тут сидеть? Поднимайся, пора восвояси. Или никак не наговоришься со своей милой? Смотри, Баббе, нажалуюсь Лисбет, и она повыдерет твои сальные космы! — заорал Дирк, видно, отлучавшийся по нужде.
Старуха осклабилась, отпустила в ответ едкую шуточку и велела боцману выставить за дверь разоспавшихся пьяниц, да чтоб не забыл обшарить их карманы и сполна получить за выпивку. Проводив ее долгим тяжелым взглядом, Франс резко поднялся. Бросив опостылевшую картину на стол, он пошатываясь направился к двери, крича в бешенстве:
— Все ты врешь, старая ведьма!
И призвав Дирка в свидетели, поклялся, что нога его больше не ступит на порог треклятой таверны.
Много лет спустя седой старик с обрюзгшим морщинистым лицом, в котором непросто было бы узнать бывшего первого портретиста Харлема, кутилу, весельчака и щеголя Франса Халса, нетвердой походкой направлялся из города в сторону монастыря Святого Лазаря. Неподалеку от него еще со времен испанского владычества располагалась группа приземистых строений, служивших когда-то убежищем для прокаженных.
Нынче здесь было нечто вроде тюрьмы — приют, куда заключали тех, кого признавали опасными для общественной нравственности, здоровья или благополучия: шлюх, заболевших дурной болезнью, буйнопомешанных, а порой и девиц, упорствующих в страсти к жениху, неугодному родителям.
Подойдя к деревянным воротам, старик негромко стукнул по ним большим чугунным кольцом. Привратник впустил его: он знал — раз в месяц старый Халс приходит проведать сына. Войдя в комнату, в углу которой рослый парень с пустыми глазами сидел на полу, качаясь из стороны в сторону, Франс достал из узелка яблоко и пряник. Но сын грубо оттолкнул его руку. Постояв несколько минут, Халс поплелся к двери.