Выросла я в Волгограде, в простой семье: папа трудился на заводе, мама — в магазине. Родители в нашей округе считались самой красивой и дружной парой. Нас с сестрой Светой они очень любили, и я знала: что бы ни случилось, защитят. Но когда мама в ответ на какую-нибудь шалость грозилась: «Все отцу расскажу!» — казалось, что большего наказания не придумать. Папу мы побаивались. Поняла, что ошибались, лишь став взрослой — когда вспоминала одну историю из детства. Мне было лет шесть. Три месяца отец, учившийся тогда в политехническом институте, ночами делал чертеж — это был его курсовой проект. Когда закончил, я подбежала посмотреть, увидела замысловатые узоры и в восторге провела по ним рукой. Ладонь была влажной и всю красоту мгновенно смазала. Я застыла, ожидая наказания. А отец лишь вздохнул: «Ну что ж, придется начинать все сначала». Несколько дней я не могла смотреть ему в глаза, мама плакала. «Да что вы так переживаете? — подбадривал папа. — Работу все равно надо переделывать — там неточности». Спустя годы я спросила его, уже пожилого:
— У тебя действительно в том чертеже были ошибки?
— Конечно нет. Но вы так сокрушались, что хотелось всех успокоить.
А я знала, что характер у отца твердый, и вот пример: его родной брат оскорбил мою маму, после чего папа с ним двадцать лет не разговаривал. И тем сильнее тронуло меня его великодушие в ответ на мою нечаянную, но провинность.
Отец был сдержанным, молчаливым, мама — веселой, общительной, в доме благодаря ей гости не переводились. Как-то увидела на улице плачущую женщину, та пожаловалась, что приехала из другого города, а остановиться негде. Мама позвала ее ночевать к нам и потом долго с ней переписывалась.
Вся улица как одна семья — вот атмосфера моего детства. Вечерами около какого-нибудь двора собирались соседи, прихватив маленькие скамеечки: мы с подружками вешали на калитку одеяло и показывали кукольный спектакль. Представлениями руководила моя старшая сестра, которую все дети любили и слушались, естественно участвовала и я. В тринадцать лет посмотрела по телевизору фильм «Часы остановились в полночь» и неожиданно почувствовала, что хочу быть среди его героев. Девочкой я росла активной, занималась чуть ли не во всех студиях и секциях, которые у нас существовали, и как-то на уроке физкультуры объявила одноклассникам: «А еще есть такой кружок — драматический!» На следующий день записались в него всем классом. А через неделю осталась я одна и на новогоднем представлении в Доме пионеров играла Лису, а руководитель драмкружка, ниже меня на голову, — Зайку-Зазнайку: больше было некому.
В десятом классе я раздобыла справочник для абитуриентов и разослала во все театральные вузы Москвы письма с вопросом, как к ним поступить, и своими фотографиями. Знакомые посмеивались: кто тебя там ждет? Но я неожиданно получила ответ из Щукинского училища: на маленьком листке серой бумаги были перечислены условия поступления. Почувствовала себя так, будто меня вызывают в столицу.
Мама рассудила: «Поезжай, дочка, проветрись. Все равно через три дня вернешься!» В поезде у меня разболелось горло, поднялась температура — сорок с лишним, я потеряла сознание. Еле вышла из вагона и стала высматривать на перроне старушек, которые, как мне сказали, сдают комнаты. Одна из них предложила поехать к ней. Несколько дней она меня лечила, а выздоровев, я отправилась в Щукинское училище.
