Шаляпин парился в Сандунах по вторникам, отмечая, что таких бань более нигде нет, а уж он понимал в них толк. Народ, прознав о его визитах, специально ходил смотреть на знаменитого певца. И послушать его раскатистый бас: любил Федор Иванович в бане попеть, уверял, что звук там лучше, чем в ином театре. Наплыв в Сандуны случался такой, что Шаляпин просил Веру выделить ему специальный день — воскресенье, когда для других посетителей бани не работали.
Вокруг Сандунов крутилось и кормилось много всякого народу. Хозяева и персонал вели беспощадную войну с банными ворами, промышлявшими в дорогих разрядах. Случалось, сдаст барин одежду в раздевальне, получит жестяный номерок на веревочке, привяжет на руку или к ручке шайки и идет париться. Вор, улучив момент, подменяет номерок, забирает богатое платье и убегает. Лиходеев отлавливали и по устоявшейся традиции полуголыми привязывали к «позорному столбу» — одной из деревянных колонн, которые в раздевальнях поддерживали потолок. Так горемыка стоял целый день, а посетители обходились с ним неласково. Били конечно. Перед закрытием, ближе к полуночи, вора отвязывали и — будь то зной или мороз — выгоняли на улицу голым.
После открытия новых Сандунов что-то в отношениях супругов разладилось. Первый тревожный звоночек прозвенел в мае 1896 года, когда Первопрестольная готовилась к коронации Николая Александровича. Ожидали царскую чету и «весь Петербург». Гонецкий забросил дела и с утра до ночи встречался со своими столичными знакомцами. Ему требовалось все больше денег. До Веры доходили слухи, что Алексей начал играть в карты по-крупному, но она даже думать о таком боялась.
Через три недели высокие гости уехали и Гонецкому стало скучно. Потому Вера так обрадовалась, когда муж вдруг загорелся постройкой небоскреба. Не возражала против его частых отлучек в Петербург и за границу якобы для изучения иноземного опыта, не подозревая, что на самом деле Алексей развлекается там с любовницей.
Меж тем семнадцатилетняя Зоя увлеклась скрипачом Юлием Конюсом, подобно пушкинской Татьяне сама объяснилась ему в любви и объявила матери, что собирается замуж. Вера в долговечности этого брака сомневалась — Юлий был слишком красивым мужчиной, но смирилась, настояла только, чтобы жених католик перешел в православие, и предоставила молодым старый дом на Пречистенке, который приобрел когда-то Иван Григорьевич.
