Война сильно повлияла на его живописную манеру. Магритту совершенно не хотелось загадок, хитроумных ключей и темных закоулков подсознания. Он стал работать в стиле, близком к импрессионизму, используя светлую гамму. Позднее исследователи назовут этот «ренуаровский» период 1943—1947 годов «счастливой жизнью» и «ярким солнцем».
В пятидесятых он взялся за фрески. Пробовал различные техники и материалы — от гуаши до аппликаций, снимал короткометражные фильмы, привлекая в качестве актеров друзей. На выставках его полотна производили ошеломляющий эффект и на неискушенного зрителя, и на профессиональных искусствоведов. Из камина выезжает паровоз. Гигантское яблоко распирает стены комнаты. Лежащая на берегу рыба с женскими ногами. Ничего непонятно — а глаз не оторвать.
Одни просто завороженно разглядывали странные картины, другие пытались разгадать символы-ребусы. При этом названия только еще больше запутывали. Частенько их придумывали друзья Магритта. Смотрели на полотно и восклицали: «Фальшивое зеркало»! «Стеклянный ключ»! «Свершение невозможного»! «Препятствие пустоты»! «Чистый лист»!..» И Рене охотно соглашался, поскольку считал, что название не обязательно должно соотноситься с сюжетом картины. Отчаявшись постичь мир его фантазий, критики окрестили творчество бельгийца «снами наяву».
Среди полотен этого периода «Сын человеческий» и «Голконда». На последней множество безликих мужчин в излюбленном Магриттом образе «плащ и шляпа-котелок» падают с неба словно дождевые капли. Почему художник назвал так работу (земли индийской Голконды славились богатейшими алмазными копями) — спорят по сей день.
Над чем он вообще размышлял, постоянно изображая незнакомца в котелке? Или знаменитую «Империю света», необычность которой открывается не сразу: идиллический вечерний пейзаж, домик, фонарь, а небо — яркое, дневное. Магритт сделал шестнадцать версий — такой популярностью «Империя света» пользовалась у коллекционеров.
Поклонникам мэтр казался человеком необычным, даже экстравагантным, полным тайн и загадок. Таким же, как его творчество. А между тем Магритт вел жизнь степенную и вполне буржуазную. Не любил суеты больших городов, никогда не имел автомобиля, ездил на трамвае и уверял, что «лучшее путешествие — по своей квартире».
