Но мне было не до свиданий. Понравиться-то я понравилась, но пройти все этапы зачисления было непросто. Приходила в ГИТИС каждый божий день, работала реквизитором, гримером, костюмером, монтировщиком. Бегала за сигаретами, лепила декорации как бутафор. Ко мне присматривались, и приказ о зачислении на второй курс появился только в конце лета, перед началом занятий.
В институте я произвела фурор: до этого работала моделью, со вкусом одевалась, носила одиннадцатисантиметровые каблуки. Моего внимания добивались многие. В какой-то момент с удивлением узнала, что Смольянинов убеждает всех, что я — его девушка. Вот это номер! Вообще не рассматривала его в качестве кавалера. Нет, как человек безусловно одаренный, он мне нравился, но узнать поближе пока не представлялось возможности. Артур постоянно исчезал, пропадая на съемках. Хейфец, кстати, этого не приветствовал, мог и отчислить, но для Смольянинова делал исключение: зная его непростую семейную ситуацию, давал возможность заработать. Когда Артур поступил в ГИТИС, у него родился братишка, следом появились еще брат и сестра. Всех их воспитывала только мать. Обеспечивал семью старший сын, единственный добытчик. У Артура была комната в общежитии, но в Москве он оставался редко: рвался домой, в поселок Комитетский лес под Королевым.
И тут на горизонте появилась я. Смольянинов крутился вокруг, выписывал вензеля, окутывал вниманием. Как-то однокурсник, замечательный и очень талантливый Никита Емшанов пригласил меня на зимние каникулы к себе в Питер. Смольянинов, узнав об этом, явился на вокзал, без билета, под видом провожающего зашел в вагон, договорился с проводницей и поехал вместе со мной!
В итоге к Никите я так и не попала, Артур просто околдовал меня и выстроил маршрут по своей программе. Мы навещали его друзей, дальних родственников, и всем он представлял меня как жену. Наглость Смольянинова забавляла, и приключение оказалось довольно веселым.
На обратном пути он уже всерьез предложил выйти за него замуж. Мое категорическое нет его не расстроило, напротив, Артур принялся завоевывать меня с утроенным напором. Без конца совершал бесшабашные поступки, к примеру выкраивал в съемочном графике несколько свободных часов и покупал билет в Москву, а перед вылетом вызывал мне такси, чтобы срочно мчалась в аэропорт. Сколько же за три года выпало таких милых коротких встреч!
— Зачем? — удивлялась я. — Мог же отдохнуть после смены. Ну встретились, посидели в кафешке, и снова тебя провожать?
В ответ он улыбался:
— Провести час в аэропорту с любимой женщиной — бесценно!
В общем, жизнь благодаря ему протекала романтично. Все знали, что мы пара. Я приезжала к нему на съемки, когда не было занятий или спектаклей в «Школе современной пьесы», куда меня пригласил Райхельгауз. Артур прописывал в договорах с кинокомпаниями мое обязательное присутствие, я получала билеты на самолет или приглашения в конверте «Для Кати Смольяниновой». Наши родные пребывали в уверенности, что роман закончится свадьбой. Удивительно, но даже мама, которая под лупой рассматривала моих ухажеров, сразу стала называть Артура сыночком.
Я проводила много времени в Комитетском лесу, помогала Марии Владимировне по дому, нянчилась с малышами, особенно привязалась к младшим — Вове и Наташе. Прохожие, завидев нас на прогулке, как правило, не сомневались, что дети мои. И это ужасно нравилось Артуру! Он часто повторял: «У меня мама, жена и трое детей!»
До сих пор в деталях помню, как впервые зимой побывала у него в гостях. Долго пробирались через сугробы к стоящим в лесу жилым домам и зашли в однокомнатную квартиру на первом этаже. При появлении Артура детвора мгновенно оживилась, откуда-то появилась гитара, двери не закрывались, приходили и уходили друзья, соседи. У меня сложилось впечатление, что в этом доме никогда не ложатся спать. Поразило, что у Артура с матерью не существовало запретных тем, даже позавидовала столь доверительным отношениям.
