
— Хочу пригласить отобедать в моем ресторане. Уважьте, не откажите. У меня к вам заказик небольшой имеется.
— Я сказал дома, что приду обедать, но уж ладно, пойдемте.
В «Праге» прислуживали половые в белоснежных рубахах, подпоясанные малиновыми шнурами. Еда оказалась высшего сорта: и семга, и икра, и холодная осетрина, и расстегаи с вязигой, и поданная во льду казенная очищенная с белой головкой, не говоря уж о рябиновой и коньяке из погребов Шустова.
— Кухня у вас отменная, — похвалил Кекушев.
— Кухня–то отменная, — согласился Тарарыкин, — а убранство оставляет желать лучшего. Вот если б вы, почтеннейший Лев Николаевич, взялись за переделку, чтобы придать, так сказать, старым стенам новую жизнь. Я уж начал выселять с верхнего этажа мелкие конторы... А то расположение на зависть, а на фасад взглянешь — всякое желание зайти пропадает.
— Да, с этим не поспоришь, — заметил архитектор, обведя глазами непрезентабельный ресторанный зал. — Только занят я сейчас очень, от заказчиков нет отбоя.
— Голубчик, я обожду, — заволновался Тарарыкин. — И на расходы не поскуплюсь.
— Ну что с вами делать? — рассмеялся архитектор. — Отказать после такого обеда будет невежливо. Так и быть, подавайте прошение городским властям — я подпишу.
Воспрявший духом Тарарыкин засуетился, и на смену «Шустову» пришел дорогущий «Редерер».
В 1902 году обновленная «Прага» распахнула двери. Внутреннее убранство Кекушев разбил на шесть обеденных залов, восемнадцать отдельных кабинетов, открытую террасу для музыкальных вечеров, два буфета и четыре бильярдных. Тарарыкин одним из первых среди московских рестораторов понял: во избежание внезапных конфликтов между посетителями лучше отказаться от общего пространства. Лев Николаевич виртуозно справился с этой задачей, создав многоярусную систему приватности: отделил шумные компании от деловых переговоров и романтических свиданий.
Просторный вестибюль встречал гостей огромным, во всю стену, зеркалом, залы и кабинеты отделали деревом, стенной росписью и лепниной, повсюду блистали причудливые светильники и многоярусные люстры. Изюминкой парадной мраморной лестницы стали изящные фаянсовые головки Беатриче, одну из которых от полноты чувств Тарарыкин подарил архитектору, и она долго хранилась в его семье. Кекушев тоже проникся симпатией к этому всегда благодушно настроенному человеку и с удовольствием выполнял для того эскизы меню в стиле ар-нуво даже значительно позднее — в 1911 году.