Большое и дружное семейство Хольмстрем частенько собиралось на воскресные обеды у дядюшки Альберта. Кухня в этом доме считалась одной из лучших в Петербурге благодаря «кухонному деспоту» Василисе — бывшей стряпухе Петра Ильича Чайковского. Сама же Альма больше всего на свете любила рисовать.
Но в этот солнечный январский день 1911 года она с грустью смотрела в окно. Художница получила первый серьезный заказ от Фаберже, но огромный, сроки — минимальные, а в голове — ни одной мысли...
Два дня назад Карл Густавович неожиданно вызвал ее к себе. В кабинете он был не один — на диване сидел солидный господин с усталым лицом, седеющей бородкой и пронзительными синими глазами. «Эммануил Людвигович, позвольте вам представить нашего молодого мастера Альму Пиль, — познакомил присутствующих Фаберже. — Мадемуазель Альма, господин Эммануил Нобель».
Девушка взглянула на гостя и дрожащей рукой поправила маленькую шапочку на пышных волосах. Она очень волновалась. Глава российской нефтяной империи, племянник знаменитого Альфреда Нобеля был одним из самых влиятельных и постоянных клиентов Фаберже. В мастерских всегда было в работе несколько его вещей, и он время от времени приходил их осматривать.
Частные заказы клиентов из финансового и промышленного мира в последнее время приобретали все большее значение. Работать с текстильными и нефтяными королями было значительно приятнее, чем со снобами из высшего света. Они не вмешивались в творческий процесс, лишь называли примерную стоимость подарка и указывали, кому он предназначается.
На этот раз Эммануил Нобель просил изготовить сорок брошей, намереваясь преподнести сувениры женам иностранных партнеров. «У меня две просьбы: украшения должны иметь абсолютно оригинальный дизайн и быть недорогими, чтобы никто не оценил эти милые знаки внимания как взятки», — с улыбкой уточнил Нобель. Так у Альмы появился шанс себя проявить.
Холодная петербургская зима выбелила инеем окна дома Хольмстремов в загородном Шувалове, и солнечный свет, льющийся через морозные стекла, оставлял на них узоры из многочисленных снежинок. «Они куда интереснее настоящих цветов. И какая точность! Ни единой неправильной линии. Ах, если б они только не таяли!» — вспомнилась Альме любимая с детства «Снежная королева» Андерсена.