Расстроилась и императрица, опасаясь, что вспыльчивый нрав супруга множит число недовольных и легко может превратить их в заговорщиков. «А ведь если есть заговор, то здесь должно быть немало его участников», — со страхом подумала она и обвела взглядом офицеров и царедворцев, стоящих рядом: Бенигсена, Талызина, братьев Зубовых, Кутайсова, Голенищева-Кутузова...
Но того, что заговор плел вездесущий граф Петр Пален, военный губернатор Петербурга, Мария Федоровна не могла представить себе даже в страшном сне. Он был одним из тех немногих, кому Павел доверял. И уж совсем невероятным показался бы ей тот факт, что заговорщики сумели привлечь на свою сторону ее старшего сына Александра. А между тем опытный царедворец и тонкий интриган Пален счел необходимым осторожно открыть наследнику планы свержения Павла. Он прекрасно понимал, что в противном случае заговорщики будут приговорены новым императором к смерти.
Поначалу потрясенный и возмущенный крамольным замыслом наследник не давал своего согласия, но Пален настаивал, утверждая, что положение с каждым днем ухудшается: «Ваше Высочество, Россия катится в пропасть — император является предметом страха и всеобщей ненависти, гвардия ропщет, люди доведены до отчаяния. Дошло до того, что вспоминают ужасный пример Франции и несчастного Людовика XVI. Дав согласие, вы спасете не только государство, но и своего батюшку. Клянусь, он не пострадает. После отречения его ждет спокойная жизнь в одном из загородных дворцов».
Однако наследник колебался. И тогда Пален разложил сложный пасьянс из интриг, сплетен и слухов, которые сам же и распространял. В столице вдруг стали поговаривать, что государь готовит указ заточить императрицу в монастырь, а двух старших сыновей — в крепость и тем самым избавиться от всех тех, кто казались ему подозрительными. «Я, — хвастливо рассказывал Пален заговорщикам, — старался разбудить самолюбие Александра и запугать альтернативой — возможностью получения трона, с одной стороны, и грозящей тюрьмой или даже смертью, с другой. Таким образом мне удалось подорвать у сына благочестивое чувство к отцу и пошатнуть его сыновнюю привязанность».
Утром девятого марта Пален, как обычно, явился в кабинет Павла с рапортом о положении дел в столице. Император слушал доклад рассеянно.
— Знаете ли вы, что против меня замышлен заговор? — вдруг резко спросил он, пристально глядя на Палена.
Взгляд государя был таким пронизывающим, что тот похолодел. Чувствуя, что во рту пересохло и он не в состоянии вымолвить ни слова, Пален не нашел ничего лучшего, как на несколько мгновений склониться в поклоне, лихорадочно пытаясь собраться с мыслями и скрыть растерянность. И только после того как удалось вернуть своему лицу обычное приветливое выражение, он выпрямился.
