...Жан спросил о его самочувствии. «Не видишь, что ли, насморк у меня», — проворчал Огюст. Он и сейчас любил пошутить, но болезнь добавила пряной речи Ренуара сарказма.
Раньше частенько доставалось торговцу картинами Амбруазу Воллару, и тот все от него сносил, уверовав, что в лице Ренуара нашел золотую жилу. Как-то мэтр огорошил его вопросом: «Хотите, чтобы я написал еще один портрет? Притащите сюда кокосовую пальму. Изображу вас висящим на дереве и почесывающим себе зад». В ответ маршан только беззлобно рассмеялся.
Жан был совсем малышом, когда в один из дождливых дней 1897 года отец упал с велосипеда и сломал руку. Работе травма не помешала: Огюст прекрасно владел и левой рукой. Но именно тогда он впервые разделил свое священнодействие за мольбертом с посторонними: чистила палитру, мыла кисти и удаляла с холста краски Алина.
Кости вскоре срослись, и на рождественской елке в доме друзей все дружно смеялись над рассказами Дега о «страшилках» про ревматизм, который якобы может развиться после перелома. Однако боль в руке не унималась, следом заболела спина, позже воспалились суставы. Диагноз «артрит» звучал пугающе, и опасения оправдались: с каждым годом недуг все больше сковывал руки, а затем и тело. Тогдашняя медицина оказалась бессильна.
Но несмотря ни на что, Ренуары продолжали вести прежнюю жизнь. На лето семья уезжала в Эссуа, где снимали дом. В заброшенной риге Огюст оборудовал мастерскую. Большую часть года по совету врачей они проводили на побережье, снимали квартиру в старинном городке Кань-сюр-Мер. Как-то узнали, что за рекой на холме продается усадьба «Колетт» со старой оливковой рощей, фруктовым садом и виноградником. Оттуда открывался прекрасный вид на древний Кань, на фоне скалистого Эстереля до горизонта сверкало море. Потенциальный покупатель планировал вырубить деревья и на их месте засеять гвоздичное поле. Огюст негодовал: «Оливы, простоявшие двенадцать столетий! Это же исторический памятник!»
Летом 1907 года он перебил цену и купил имение. Всю жизнь мечтавшая жить в деревне Алина ретиво занялась садом, разбила огород, завела кур. Однажды она призналась Воллару: будь Ренуар моложе, могли бы вместе работать в саду. Денег от продажи цветов апельсина хватило бы на безбедную жизнь в «Колетт». А потом, спохватившись, добавила: «Но все-таки вернее рассчитывать на живопись моего мужа».
