Коллеги над моими чувствами к мужу подтрунивали: «Люда, нельзя так обожать благоверного! Даже как-то неприлично!» Подруги ругали: «Опять всю зарплату на Боречку потратила? Зачем его балуешь? Себе бы лучше что-нибудь купила!» А как я могла не обожать и не баловать, если Боря был для меня всем?.. Любовь и вправду слепа. Потом выяснилось, что многие знали о легких увлечениях Ардова на стороне и только я пребывала в полном неведении. Более того: даже когда получала «железные» подтверждения, находила мужу оправдания.
Однажды возвращаюсь из театра домой, а там — гулянка. Боря, который в ту пору вел актерское мастерство на курсе Алексея Баталова во ВГИКе, отмечает со своими студентами сдачу сессии. Прохожу в кабинет Виктора Ефимовича — посидеть в тишине, отдохнуть после спектакля — и вижу на столе фотографию одной из Бориных студенток. На обороте надпись: «Моему любимому мужчине». У меня просто крышу снесло! Ворвалась в гостиную с криком: «Вон отсюда, проститутки!» Боже мой, сколько эмоций! Недаром покойная Женя Попкова часто меня урезонивала: «Люд, забрало-то закрой!»
Если бы не была привязана к мужу так сильно, эти «звоночки» насторожили бы. Но я даже думать себе не позволяла, что кто-то может нас разлучить.
Машеньке было три года, когда у Бориса, работавшего после окончания Высших режиссерских курсов на студии «Мульттелефильм», случился служебный роман с Ольгой, дочерью известного питерского оператора Эдуарда Розовского, снявшего «Белое солнце пустыни» и «Человека-амфибию». Поначалу Ардов скрывал, что у него появилась возлюбленная. Поздние возвращения домой объяснял завалами на работе. Признался лишь тогда, когда новые отношения уже нельзя было держать в тайне. Я плакала дни и ночи напролет. Нина Антоновна, сразу принявшая мою сторону, сердилась: «Не смей лить слезы! Пусть Борис уходит, а ты и Машенька останетесь со мной!» Свекровь всегда меня любила, а смерть Виктора Ефимовича еще больше нас сблизила. Кроме того, в ее жизни случилась подобная история и она хорошо меня понимала.
Полтора года Борис жил на два дома: то, повинившись, возвращался, то снова исчезал. Его отношение ко мне и дочке не изменилось: он не был с нами сух или резок, проявлял заботу, но как только у меня появлялась надежда, что все наладится, — уходил. Эта неопределенность сводила с ума. И однажды, не помня себя от отчаяния, я отправилась в любовное гнездышко — забрать мужа домой. До сих пор об этом жалею: зачем так унизилась? Неужели и вправду на что-то надеялась?
Дверь открыла Ольга. Смерила меня взглядом с ног до головы, ухмыльнулась: «Ну и зачем вы приехали? Что хотели увидеть? Как нам с Борей хорошо?» К горлу подкатила тошнота, перед глазами побежали черные точки. Кое-как справившись с дурнотой, развернулась и шагнула за порог. Всю дорогу домой видела перед собой лицо Бориса, который во время моего визита не вымолвил ни слова. Я заметила, как он смотрел на Ольгу, и поняла: между нами все кончено.
Вскоре папа-оператор купил Розовской крошечную «однушку» на «Академической», которую предложили нам с Машей. А Борис с новой женой вернулся на Ордынку. С Ниной Антоновной мы продолжали общаться. Внутренняя интеллигентность не позволяла ей злословить и жаловаться на третью невестку, но по интонациям, по оброненным вскользь фразам становилось понятно: отношения между ними не складываются.
