Я его, конечно, не помнила. Но у меня — да, был черный кожаный плащ, и весной, случалось, покупала мимозу. Безнадежность и отрешенность... Наверное, это был один из дней, когда душа разрывалась от Бориной измены. А может, даже тот, когда, решив, что незачем жить, хотела броситься под колеса проезжавших мимо машин.
В первый вечер не стала рассказывать Юрию о личной трагедии, которую пережила несколько лет назад. Зачем грузить милого, романтичного юношу такими историями? Разница в возрасте у нас небольшая, всего пять лет, но на момент знакомства Сенчишин выглядел мальчишкой-первокурсником. Мне мои тридцать пять тоже никто не давал, однако за плечами уже были и замужество, и рождение ребенка, и развод. А в Юрином прошлом — пара скоротечных романов.
Прощаясь у подъезда, кавалер спросил, когда снова сможет меня увидеть. Встретились через несколько дней, долго гуляли по Москве, Юрий читал свои стихи, рассказывал про книги, от которых не мог оторваться, про любимых художников, режиссеров. Потом — еще свидание, и еще одно. С каждым разом я все больше убеждалась: Юрий глубокий, образованный и главное — очень чуткий человек. А еще — он меня обожает. Я для него (точно так же, как когда-то Боря для меня) — весь мир. Юра посвятил мне сотни стихов, но первое, написанное сразу после знакомства, со мной всегда:
Ты появилась так внезапно
Из широко открытой двери.
И расстоянье выпив залпом,
Мы шаг за шагом время мерим...
Вскоре мы стали жить вместе. Я принимала любовь Юры, его заботу, но платить той же монетой пока не могла. Отмечала, что у него сложились хорошие отношения с Машей, радовалась, что могу со спокойной душой уехать на спектакль: Юрий накормит дочку вкусным ужином и уложит спать.
Мы прожили вместе уже три года, когда я безумно влюбилась в другого мужчину — фотографа и режиссера. Он несколько раз снимал Машеньку, потом стал бывать у нас в доме. И не думала скрывать от Сенчишина вдруг вспыхнувшие чувства. А Юра как настоящий мужчина не стал требовать объяснений, не умолял одуматься — молча собрал вещи и ушел. Роман с фотографом закончился едва начавшись, и я остро ощутила, как мне не хватает Юры. Его внимания, нежности, бережности. Каждый день и каждую ночь думала, как мне плохо без него, ругала себя за то, что все разрушила. Спустя полгода мы случайно встретились в метро. Юра проводил меня до дома и остался. Теперь уже навсегда.
Мне было тридцать девять, когда в один прекрасный день поняла, что беременна. Когда сказала об этом Юре, он растерялся:
— Людочка, а как же театр? Ты же актриса, без сцены не сможешь. И у нас уже есть дочка!
— Знаю, как ты любишь Машу, но у тебя должен быть свой ребенок.
Алешку носила тяжело — видимо, сказывался возраст. Но в театре до поры до времени новость никому не сообщала. И все-таки накануне гастролей в Германии кто-то стукнул в министерство, что я в положении.
Мне позвонил Ефремов:
— В общем, так — мне не разрешают отправлять тебя за границу. Завтра принеси справку, что не беременна.
— Хорошо, Олег Николаевич.
Пообещала и тут же испугалась: мало ли что на гастролях может со мной случиться! И Ефремова подведу — ему же, если произойдет что-то непредвиденное, влетит в первую очередь!
На следующее утро набираю номер худрука:
