Пока Никиты не было, Пров взял да и улегся рядом со мной в кровать. Тоже был знатный озорник. При виде «фривольной картины» Подгорный остолбенел, в глазах сверкнуло бешенство. Но через мгновение сориентировался и решил обыграть ситуацию — выскочил на галерею с криком: «Шлюха! С мужиком в постели!» В это время внизу проходила экскурсия — школьникам показывали дом отдыха ВТО. Хорошо, кто-то из сотрудников, сопровождавших группу, быстро нашелся: «Это артисты репетируют новую пьесу. Видите, ребята, творческие люди даже в отпуске работают!» Мы втроем хохотали до слез, но я долго помнила интонацию, с которой муж меня «обличал». По ней было ясно, что Никита пережил настоящий стресс.
Он никогда не демонстрировал своих чувств ко мне на людях, но любовь и забота проявлялись в мелочах, порой очень забавных. В середине семидесятых делегация советских артистов, среди которых был и Подгорный, отправилась в Болгарию. По возвращении коллеги рассказали, что муж учудил на приеме у первого секретаря ЦК Тодора Живкова. Артистам вручали медали, но не прикалывали на грудь, а, назвав имя, отправляли к подносу, где лежали награды. Последним в списке значился Николай Иванович Рыжов. Актер подходит к подносу, а тот пуст. Хозяева в растерянности, гости — тоже. И только Подгорный сияет довольной улыбкой. Первым это заметил Владимир Владимирович Кенигсон:
— Никита, твои проделки?
Муж и не думал отпираться:
— Ну да, две взял. Одну хочу Оле отвезти.
Повторюсь: из-за того, что порой Никита давал повод для ревности, у нас возникали размолвки, но вовсе не это было самым сложным в нашей семейной жизни, а дружба Подгорного с Бахусом. Иногда казалось: держу его над пропастью и у меня вот-вот закончатся силы. В такие моменты развод представлялся единственным выходом. Не рвала отношения, поскольку знала: смотреть со стороны, как он катится вниз, немыслимо... Мы работаем в одном театре, и падение происходило бы на моих глазах. Не могла оставить Никиту еще и потому, что жалела Анну Ивановну, которая очень переживала и за сына, и за нашу семью. Как и Никита, она была чрезвычайно сдержанна в проявлении эмоций, немногословна, но я всегда чувствовала ее поддержку: в любой ситуации свекровь была на моей стороне.
Летом 1981 года у Малого театра были гастроли в Грузии. Мы с маленькой Дашей полетели самолетом, а Никита поехал на машине. До рождения дочки вместе исколесили полстраны, и я, убедившись, как муж мастерски водит, нисколько не волновалась. Недели за две до возвращения домой Никита вдруг пожаловался на боль в спине. Поскольку ехать предстояло опять на машине, уговорила сходить в поликлинику. Сделав рентген, врачи сказали: «Ничего страшного. Обычный остеохондроз». Боль нарастала, и в Москве Никита отправился в ЦИТО. Там диагноз подтвердили, назначили прогревания и массаж. Лучше от процедур не стало, он репетировал и играл спектакли на лошадиных дозах анальгетиков. Скольких специалистов мы обошли — не пересчитать. Все в один голос твердили: «Остеохондроз — болезнь века».
