— Обещаю быть хорошей мамой!
— Нисколько не сомневаюсь! — рассмеялся Максим.
И через год у нас родилась Варюша... Для тех, кто не верит в любовь между мужчиной и женщиной в подобной ситуации, могу сказать одно: любовь была! Иначе бы не появилась на свет наша замечательная дочь, ведь без настоящего чувства не родятся такие красивые и умные дети.
Я легко переносила беременность. На последних сроках живот часто ходил ходуном. Мне это так нравилось! Смеясь, говорила Максиму: «По-моему, там кто-то делает физзарядку». Накануне главного события спросила его:
— Хочешь присутствовать на родах?
— Хочу!
Максим сам собирал мои вещи в роддом, был рядом и держал меня за руку, он первым принял Варюшку. А накануне нашего с дочкой возвращения домой украсил квартиру разноцветными шариками, повесил розовые шторы. Накрыл стол, мы пригласили гостей и отметили рождение нашей девочки. Макс сам пеленал ее, подгузники менял, купал и укачивал, а я ходила и причитала: «Пожалуйста, осторожно! Только не урони!»
Когда Варюшке было четыре месяца, мы втроем поехали на гастроли. У меня спектакль, играю на сцене, а папа за кулисами возится с доченькой. Все время прислушивалась, не плачет ли она. Позже ругала себя и просила прощения у Макса — за то, что взвалила на двадцатилетнего парня такой груз ответственности. И сейчас говорю: «Макс, прости, прости. Ты навсегда мой близкий человек и друг».
С его мамой Мариной, конечно, возникли трудности. В чем-то я ее понимаю — ну только представьте: ваш сын говорит, что женщина на восемнадцать лет старше ждет от него ребенка. Ну... вот вышло так у нас, и что теперь делать? Не убивать же! Но в свой адрес слышала от Марины проклятия. Все добрые отношения, ее благодарность «за поддержку Максима в Москве» были забыты. Не получалось объяснить, что я не «крала у нее сына», не «нарочно подстроила свою беременность», все было не так — она даже слушать не желала.
Марина увидела Варю через три недели после рождения. У меня надвигались очередные гастроли, график тяжелый — несколько городов, и я попросила Максима остаться с дочкой в Москве. Но он спросил: «А можно мы съездим к маме в Киров?» Я была не против. Бабушка наконец встретилась с внучкой, и сердце ее оттаяло, теперь они большие друзья. А вот наши отношения с Мариной так и не сложились. Я для нее осталась «женщиной, отнявшей сына». Типичный комплекс свекрови, к которому примешивается, по-моему, еще и эгоизм.
На мой взгляд, с родителями Варюше повезло: мама предыдущего поколения, папа — нового. Это нам с Максом бывает неудобно договориться о чем-то, он считает меня старомодной: в «Инстаграме*» не сижу, перепосты не делаю. Разница поколений чувствуется. Ну а Варя впитывает все лучшее от нас.
Когда она была совсем маленькой, в кроватке или коляске я не оставляла ее одну. Брала на руки и не замолкала ни на минуту. Подношу к окну: «Смотри, доченька — машины ездят, люди ходят, облака плывут. Смотри — дождик, смотри — солнышко...» Вряд ли она это помнит, но на подсознательном уровне, уверена, отложилось — мамин голос, мама рядом, мама ее любит... Да и кругозор, словарный запас у Варюши с детства довольно большой, говорить стала сразу полными предложениями, возможно, как раз благодаря моей круглосуточной трескотне.
Говорила Максу:
— Варюшу воспитывать надо, играть, учить, а у меня стирка и уборка, как быть?
Он подшучивал надо мной:
— Ты о чем, дочке всего три месяца! Да и потом, тебе мама с папой что, какие-то особые «уроки» преподавали?
— Нет. Но у меня были старшие братья, я с ними играла, а Варюше может быть скучно без компании.
Мое детство действительно было счастливым и веселым. Хотя совсем не гламурным и очень простым. В родной Перми ребенком я играла с братьями в хоккей и футбол, на лыжах катались — во дворе, а то и дома. Пол могли запросто превратить в лыжню. Или коридор в футбольное поле. Пас — ура, гол, и мяч летит в люстру! Сколько разбитых плафонов — и не сосчитать. Такой веселый царил шурум-бурум.
