Набоковы тоже очень любили Ходасевича и всячески пытались развеять его хандру: приглашали к себе на обед, однажды даже на скачки вытащили. Но Владимиру Набокову было легче: прозаиков в эмиграции в отличие от поэтов хоть иногда печатали, некоторых даже переводили. Наверное, лучше всех понимала Ходасевича Марина Цветаева, тоже переселившаяся в Париж. Когда Нина видела вместе этих угрюмых, сумрачных людей, всегда поражалась их неуловимому сходству. Ей крепко врезался в память один эпизод. Как-то встретив Цветаеву у общих знакомых, Ходасевич вдруг непривычно оживился, выбравшись ненадолго из своего молчаливого кокона, и когда гости начали расходиться, с какой-то забытой галантностью предложил Марине Ивановне руку и повел на улицу. Идущая чуть позади Нина наблюдала, как они неспешно брели и о чем-то тихо беседовали. «Мы говорили о способах самоубийства, — признался Ходасевич. — Марина целыми днями об этом размышляет и тоже не может здесь писать. Совсем как я...»
Нина похолодела. Способы самоубийства! Неужели именно об этом всерьез думает Владислав, когда часами лежит, отвернувшись лицом к стене? Значит, это не шутка, когда он предлагает ей «вместе умереть»? Как получилось, что тема смерти стала у него главной, почему он зациклился на ней?
«Я не могу оставить Ходасевича больше чем на час: он может выброситься в окно, может открыть газ. Страх его постепенно переходит в часы ужаса, и я замечаю, что этот ужас по своей силе совершенно непропорционален тому, что его порождает. Все мелочи вдруг начинают приобретать космическое значение», — признавалась Берберова, добавляя, что все больше и больше чувствовала себя сиделкой при больном, вечно раздраженном человеке. Ей хотелось бежать из дома, она задыхалась рядом с Ходасевичем. Жили они крайне бедно, Владислав почти ничего не писал, и Нине приходилось постоянно крутиться. Она подрабатывала где могла. В газету «Последние новости» писала фельетоны и литературные заметки, по воскресеньям заменяла машинистку в редакции, иногда за гроши бралась за стирку и починку туфель.
В 1926 году Довид Кнут, талантливый молодой поэт из Кишинева, предложил Берберовой издавать вместе литературный журнал «Новый дом», и она с радостью уцепилась за предложение как утопающий за соломинку. Во-первых, это интересно, во-вторых, Довид красив и привлекателен. В своих воспоминаниях Нина не призналась, что у них был роман, лишь упомянула пять стихотворений, которые поэт посвятил ей. Однако их нежное лирическое содержание не оставляет сомнений в том, что между Довидом и Ниной была близость. К тому же и Ходасевич впоследствии напишет ей в одном из писем, как ему была неприятна роль «снисходительного рогоносца».