Зине нравился беспокойный муравейник, в котором она жила, но сегодня девочка спешила. На Красной площади явно что-то затевалось, а с тех пор как папа водил ее четыре года назад на парад физкультурников, пропускать подобные торжества не хотелось — настолько ей понравилось. А пока надо бежать домой. Сегодня у отца выходной, и в школе каникулы, значит, можно упросить его рассказать еще что-нибудь интересное про прошлое их дома — совсем не похожее на то настоящее, которое она видела своими глазами.
Зина знала: еще недавно ГУМ назывался Верхними торговыми рядами, недалеко есть Средние, а в старину существовали еще и Нижние — по соседству с собором Василия Блаженного, в Зарядье. И что торговали в этих местах уже с XVII века. Папа даже придумал особую игру-угадайку. Спрашивал: «Как в старину назывался галантерейный ряд?» Узнав, что «завязочный», Зина, конечно, хихикала. Товары для рукоделия стоило искать в щепетильном ряду, изделия из хлопка — в бумажном. Самые громогласные зазывалы почему-то служили в лавках, где торговали головными уборами, а всех скромнее казались приказчики ножевой секции.
Когда Зина подрастет, отец расскажет, что в нынешнем своем виде — со сдвоенными башенками на фасаде, широкими линиями и ажурной крышей — Верхние торговые ряды были торжественно открыты только в 1893 году. Предыдущие, построенные архитектором Бове еще в 1815-м, к концу своей жизни походили скорее на слегка облагороженные сараи с бесконечными проходами, закоулками, подвалами, лесенками и ступеньками. Там всегда царил полумрак, летом было сыро, а зимой так холодно, что «для сугрева» торговцы перетягивали канат или гоняли ледышку. Уже в конце 1860-х годов Московская городская дума решила ряды перестраивать.
Купцы захотели действовать самостоятельно, но за следующие двадцать лет так и не смогли согласовать свои желания с городскими властями. Согласно переписи, собственников в рядах насчитывалось чуть менее пятисот, лавок — больше шестисот: самая маленькая комнатушка не дотягивала до двух метров, самая большая, полусотметровая, скорее походила на залу. В 1880 году Дума, отчаявшись в успехе переговоров, объявила о создании ради перестройки акционерного общества. Но лед тронулся только в 1886-м благодаря московскому городскому голове, тридцатичетырехлетнему амбициозному Николаю Александровичу Алексееву. Москвич в седьмом поколении, он представлял новую генерацию купцов, совсем непохожих на прижимистых и колоритных героев Островского. После реформы городского управления 1870 года, которая вводила принцип всесословности в представительские власти, именно купцы стали играть главную роль в городском управлении. Следующие двадцать лет — вплоть до реформ министра Витте, повысивших влияние иностранных денег, — основной капитал был купеческим.
Алексеев закусил удила. Торговцам предлагали обменять собственность на ценные бумаги, но те артачились: невиданные доселе акции казались им никчемными бумажками. Отказывались покидать свои лавки в готовых рухнуть в любой момент Рядах и всячески саботировали переустройство. Городскому голове пришлось действовать жестко. В конце концов Московская городская дума добилась, что владения, собственники которых не пожелают войти в состав акционерного общества, будут отчуждаться в пользу города. В Ряды явилась полиция и приказала сторожам заколотить проходы и двери. Ходили слухи, что некоторые купцы, почувствовав себя разоренными, лишались рассудка. А случай, который произошел двенадцатого октября 1886 года в Архангельском соборе Кремля, попал в газеты. Перед началом литургии там был замечен некий приличного вида дородный господин. Он передал причетнику рубль и метрическое свидетельство на имя Петра Солодовникова. Попросил, чтобы назавтра по этому человеку отслужили панихиду. После службы церковный староста обнаружил незнакомца в малом приделе — с четырьмя ножевыми ранами на шее и в луже крови. В руках он держал просфору и записку: «Господь Спаситель, помилуй дух мой с миром». Оказалось, так свел счеты с жизнью купец, торговавший в Верхних рядах ножевым и галантерейным товаром. Его единственным доходом была ежедневная выручка.
