Скандал разразился осенью 1901 года, когда Кшесинская вернулась из Европы, где вдалеке от любопытных глаз провела несколько недель вдвоем с Андреем. Верная своему правилу, скрывать ничего и ни от кого не стала. И сразу же поспешила успокоить театральное начальство: несмотря ни на что, она будет танцевать в новом сезоне всю оговоренную программу. Сергея Михайловича попросила только об одном — не выяснять отношений до появления ребенка на свет. Да он и не пытался — донельзя подавленный Сергей старался держаться в тени и пореже видеться с Малей. Последним спектаклем, в котором Кшесинская вышла в том сезоне на сцену, был балет «Ученики господина Дюпре», что давался в Эрмитажном театре пятнадцатого февраля, когда беременности шел уже шестой месяц. В первом ряду сидела императорская чета.
...Глядя на то, как изящно и с каким достоинством сын кланяется великому князю Кириллу и его супруге, Кшесинская невольно залюбовалась им. Какое счастье, что теперь Вова тоже наконец-то обретет законный княжеский титул и полагающееся ему по справедливости отчество Андреевич. Один бог ведает, как страдал за восемнадцать лет своей жизни ее несчастный сын, сплетен о происхождении которого не пересказывал только ленивый. Из-за абсурдных слухов о том, что это ребенок самого царя, у которого, как назло, все еще не было наследника, Мале пришлось оставить идею назвать сына Николаем. Впрочем, и с данным ему именем Владимир тоже вышло не лучше: мальчика тут же приписали отцу Андрея великому князю Владимиру Александровичу. Нашлись и те, кто говорил, что императорская фамилия тут ни при чем — ребенок самых что ни на есть простых кровей и отец его один из Малиных партнеров по сцене. Огласить истинное отцовство нечего было и думать: великая княгиня Мария Павловна терпеть не могла Кшесинскую, у которой слишком часто бывали ее муж и сыновья. Меньше всего Маля в этот момент рассчитывала на Сергея, но именно он и пришел на выручку, дав ребенку свое отчество, а после испросив для него у императора и потомственное дворянство.
Матильда Феликсовна еще раз взглянула на сына. Как удивительно переплелись в его лице черты предков: узкое лицо Кшесинских, высокий лоб Романовых. Ни разу в жизни она так и не решилась спросить Вову о том, кого он сам в глубине души в детстве считал настоящим папой. Андрея, с которым они путешествовали то в Англию или Францию, где она выступала, то в Швейцарию, где Андрей лечился от тяжелого плеврита? Или Сергея, который по-прежнему частенько занимал на ее приемах место хозяина? Несмотря на открывшуюся измену, Сергей Михайлович убедил Малю ничего не менять: жили они одним домом и одними средствами, вот только спальни были теперь разными. Иногда Мале казалось, что несмотря на обезоруживающую и даже немного циничную откровенность, с которой она рассказала гражданскому мужу всю правду о своей любви, в глубине души он продолжал надеяться на чудо: что ее увлечению рано или поздно придет конец и они наконец заживут только втроем — он, она и Вова. Трогательно привязавшись к мальчику, Сергей Михайлович старался выполнить любое его желание, будь то живой слон, которого привел к ним в гости дрессировщик Дуров, или устроенный на даче игрушечный домик, где маленький Вова на правах хозяина учился принимать гостей.