А еще Сергей похвалился, что посещает Суриковский литературно-музыкальный кружок — там опекают деревенских и его уважают, стихи нахваливают. Он — поэт, и скоро все об этом узнают. Прощаясь, предложил: «Зови меня, пожалуй, Сергуней — так дома кличут».
С того вечера и завязалось их общение. Анна сама не знала, что ее к Есенину притягивало: казалось бы, совсем еще птенец неоперившийся, в голове ветер гуляет. Но была в нем какая-то подкупающая искренность и жажда жизни. И стихи, при всей их бесхитростности, завораживали. Сергею ладненькая и умненькая девушка тоже пришлась по сердцу. Окончательно рассорившись с отцом, он истосковался по заботе и ласке, мучился от душевной неприкаянности.
Есенин зачастил к Изрядновым. Пили чай из самовара, слушали пластинки любимицы императора Надежды Плевицкой, спорили о Бальмонте и Северянине. Но первее всего Сергея манило, что хозяева сочувственно относились к его поэтическим опытам. Однажды даже познакомили с другом семьи Поповым, который редактировал сытинские детские журналы. Он помог Есенину напечататься — в «Мирке» в январе 1914 года. В самый последний момент Сергуня струхнул: поставил под стихотворением подпись «Аристон». Аня над ним подтрунивала: «Всюду говоришь, что поэт, а фамилию поставить испугался?» Уже в следующем номере подписался Есениным.
Три рубля, которые заплатили за первую публикацию, он гордо вручил отцу: «Стихами заработал!» Александр Никитич только рукой махнул. Но когда в сентябре сын решил прослушать курс в городском университете имени А.Л. Шанявского, подсобил деньгами.
В «Шанявку» поступили вместе с Анной. Принимали туда лиц обоего пола всех вероисповеданий и национальностей без экзаменов. Занятия — по вечерам и воскресеньям. После лекций гуляли по Москве, иногда с компанией. Хотя привязавшись к Изрядновой, Есенин стал ужасно требователен: не терпел, если даже с женщинами общалась, — дескать, они «нехорошие».
Роман завязался незаметно, сам собой. А уже весной Анна узнала, что беременна. Сергей вроде обрадовался. Решили съехаться, сняли комнату у Серпуховской заставы. Пару месяцев жили ладно. Но уже в мае, едва закончились лекции, Есенин уволился из типографии и заявил:
— Москва неприветливая, бездушная. Все, кто рвется к солнцу и свету, большей частью бегут от нее. Поедем в Крым!
Анна опешила:
— На какие деньги? Наших жалований едва хватает на двоих — ты все тратишь на книги. А еще ребенок родится...
— Деньги, деньги — с кем ни поговори, слышишь одно и то же. Неужели даже ты мечтаешь о мещанском счастье? Надоело! И типография, и отец с его придирками, и дураки-редакторы. Смотри, начнешь давить — и ты надоешь!
Анна уже знала, что любимому лучше не перечить: нрав у него взрывной. Есенин уехал. Правда, договорились, что через две недели и она попробует выбраться на море.
