
Совместная жизнь Маревны и Диего продолжалась чуть больше года. Бедной Ангелине Ривера бросил унизительную кость — сто франков на ребенка, и все. Однако при этом Диего почему-то не спешил, как ни торопила его Маревна, разводиться. Он опять пошел на хитрость: убедил жену в том, что творческому человеку иногда необходимо полное одиночество. Ангелина верила и терпеливо ждала, пока у мужа не закончится творческий кризис. В это время ни о чем не ведающая Маревна с нетерпением ждала, когда же начнется бракоразводный процесс, и не понимала, отчего Диего тянет.
Много лет спустя Ривера напишет об их попытке совместной жизни: «Это был неизбежно несчастный союз, наполненный мучительной напряженностью, которая иссушила нас обоих». Тем не менее пусть и очень короткий, период умиротворения и счастья у них все же был. Впервые в жизни после отца кто-то полюбил Маревну так же сильно. Диего с удовольствием готовил для нее, и когда она видела своего мексиканца на кухне в фартуке, колдующего над пловом — настоящим, с чесноком, жгучим перцем, у нее на глаза наворачивались слезы и она чувствовала себя по-настоящему счастливой. Не беда, что плов обжигал гортань, она, давясь и мучаясь, все равно ела, нахваливала и просила добавки. А вот тягучая карамель каджета и впрямь была настоящим лакомством! Маревна тоже баловала Диего, ощутив непривычную для себя потребность о ком-то заботиться! Продав по случаю несколько своих работ, она поспешила на рынок, чтобы купить Диего костюм, — он обожал обновки. Оказалось, они оба любят детские книги... Порой Маревна и Ривера напоминали больших детей, вслух читающих друг другу или самозабвенно игравших в нарды.
Но как бы ни было хорошо и уютно с Диего, после того как Маревна покинула опостылевший «Улей», ее порой тянуло навестить старых друзей. Это страшно злило Диего, за каждым таким визитом неизменно следовала ссора: Ривера не выносил богемных пьянок, сквернословия, наркотиков. Если бы Диего мог, он посадил бы у двери цепных псов, чтобы не выпускать Маревну за порог вообще никогда. Незатухающая ревность мешала до конца поверить, что рыжая бестия любит только его, Ривере постоянно мерещилось, что она стремится улизнуть из дома и пуститься во все тяжкие. Как раньше. Для мнительного мексиканца ведь не было секретом, что до их встречи у Маревны в кровати перебывал чуть ли не весь «Улей». На самом деле к жизни с Диего Маревна относилась очень трепетно и не испытывала ни малейшей потребности изменять ему: она Риверу действительно любила. Ей просто иногда хотелось развеяться, выпить бокал вина с прежними друзьями, обсудить новости.
Как же она проклинала тот вечер, когда Модильяни угостил ее гашишем, а потом она выпила едва ли не литр коньяка. Сначала-то держалась, слушала стихи приглашенных поэтов — Кокто, Аполлинера, затем, когда алкоголь шибанул в голову, вместе со всеми драла горло по поводу искусства. В пылу спора пьяный Модильяни начал раздеваться и, тыча пальцем в свое обнаженное тело, орал, как всегда, одно и то же: «Смотрите на великолепный образец Возрождения!» Возбужденная Маревна, тоже уже не вязавшая лыка, вслед за Амедео стащила с себя юбку и, крутя ею над головой, вопила: «За мной, поклонники красоты!»