Оля вдруг начала транслировать тещины мысли, все чаще в нашем доме стало произноситься слово «деньги». Мой друг однажды остроумно заметил: «Женщины — поразительные существа! Вначале они со всем согласны, а через год начинается — и то не так, и это. «Я же тебя предупреждал! О чем ты думала?» — «Я думала, что все будет по-другому». Удивительно, но именно так получилось и у нас...
Мы были вместе двенадцать лет. Наверное, прожили бы и всю жизнь, как намечали, если бы Оля не устала защищать меня от матери. Лозунг «Бороться за свою любовь!» — уже не работал. Теща все время была рядом и лила дочери в уши: «Мужикам не верь, особенно Юре!» В итоге переубедила, перетащила на свою сторону. Прошка поддалась, перестала верить.
Конечно, все накапливалось постепенно. Последние пять лет появилось равнодушие: есть ли я рядом, нет ли — какая разница? Мы стали жить как соседи, даже спали уже порознь: она с Сашкой в одной комнате, я в другой. Говорят, нет более крепкого брака, чем брак на грани развода. Для меня разводиться в третий раз было смерти подобно. И Оля это знала. Со смехом пересказывала мне, как в лицах изобразила Жене Симоновой наш с ней разговор: «Мой тут выдал, что никогда от меня не уйдет. Я спрашиваю:
— Почему, Юра?
А он отвечает:
— Представляешь, из каждого шкафа нужно вещи вытряхивать, в узлы завязывать... Нет-нет, хватит уже, больше не могу!»
Можно ли сказать о нашем браке, что любовная лодка разбилась о быт? Нет, не совсем. Полнейшее равнодушие с ее стороны к моей судьбе — вот что было основной причиной. А я совершенно не терплю равнодушия, оно меня убивает. Лучше ссориться и орать друг на друга, это хоть какие-то чувства.
Но мы не скандалили и не дрались. Были размолвки на пустом месте. Пару раз я уходил из дому. Оля звонила сама: «Кончай дурить, приходи обратно». Приезжала на машине и забирала меня. Каждый раз я думал: «Вот уйду, может, спящая принцесса наконец оживет!» Наивно хотел ее встряхнуть. Но она не оживала, и я все яснее отдавал себе отчет в том, что между нами происходит. Понимал, что ради карьеры Оля готова пожертвовать всем, что мешает. И мной в том числе.
Конечно, никакая любовь не уходит в момент. Но у меня такая точка невозврата очень хорошо осталась в памяти. Кому-то это может показаться пустяком, мелочью, но именно в тот день я все окончательно для себя решил. Новый год. Мы с соседями запускаем фейерверки на пустыре за домом. Смотрю, метрах в двадцати парень с остервенением крошит ногами стеклянный павильон на остановке. Я решил вмешаться.
— Юр, ты куда? — слышу Олин окрик.
— Надо остановить человека, — прохожу метров десять, оглядываюсь, а на пустыре никого. Все быстро ушли от неприятностей. Я успокоил парня, вернулся домой. Оля, как всегда, невозмутима, даже не спросила ничего. «А если бы у него был нож? А если бы он меня им ударил?» — подумал я. Вот оно, равнодушие, мол, ну умер бы и умер.
И накрыли нас, как я их называю, «молчаливые зоны». Вроде все ровно, нормально, а поговорить больше не о чем. Растет себе в душе маленькая льдинка, разрастается и превращается в айсберг. И для того чтобы этому айсбергу оттаять, нужно обоим предпринять неимоверные усилия. Наверняка и у Оли в душе происходило то же самое. Я никого не виню, просто так сложилось.
