Диск с ее песнями мне передали знакомые за кулисами фестиваля Maxidrom. И когда я его поставил, в голове возник странный симбиоз: в песне «Минус 140» Земфира была чем-то похожа на Лайму Вайкуле, в «Снеге» — на Аллу Пугачеву, а в «Скандале» — на Жанну Агузарову. И тут я понял, что певица, напоминающая сразу трех таких разных исполнительниц, — это и есть тот гениальный артист, о котором мечтает каждый продюсер!
Позвонил в Уфу, трубку взяла мама, позвала Земфиру. По голосу у меня было ощущение, что человеку лет за сорок — я представил женщину, которая повидала жизнь. А потом мы встретились в Москве у памятника Пушкину — ко мне подошла девушка двадцати двух лет в джинсах и растянутой футболке, коротко сообщила: «Это я, Земфира». Нахохлившийся воробышек. Сели в машину, спрашиваю:
— Зачем тебе это все нужно?
— Не твое собачье дело! — мгновенно вырвался у нее резкий ответ.
Я не обиделся — за талант мог многое простить. В отличие от других продюсеров. Потом выяснилось, что до меня Земфира ходила к Дмитрию Гройсману, но что-то у них не сложилось.
В следующий приезд я предложил познакомиться ближе, и Земфира осталась у меня на неделю. Мы просто общались, и это было очень кайфово — на земле не так много людей, с которыми можно поговорить о музыке на одной волне. И тут мы с Земфирой оказались повернуты в равной степени. Смотрели кино, я показывал ей историю вымышленной группы Spinаl Tap — пародию на британский шоу-бизнес. Фантастический фильм «Бархатная золотая жила» о взаимоотношениях Дэвида Боуи и Игги Попа — о символической зеленой брошке поп-идола, которую первый музыкант крадет у второго. Тогда я сказал Земфире: «Сейчас ты забрала эту брошку у Лагутенко и, пожалуйста, никогда ее никому не отдавай». Может, поэтому она и не подпускает к себе близко никого.
Со мной, правда, Земфира закрытой не была, вела себя очень непосредственно. Могла сказать неправду и тут же признаться в этом: «Если бы я реально употребляла все, что мне приписывают, то просто была бы не в состоянии работать. Ну разве что покурить могу...» У меня в гостях Земфире ни разу не пришло в голову вымыть посуду — она была выше быта. Хотя когда я заходил к ней потом — всегда накормит сырниками, угостит кофе. А когда я появился на пороге со своей дочкой Машей, Земфира тут же ее забрала и будто сама превратилась в пятилетнего ребенка.
Аккомпанировала ей на пианино, а Маша пела «Крылатые качели». Земфира сняла со стены бабочку в рамке (одну из своей коллекции) и подписала моей дочери подарок: «Будь так же легка». А потом мы с ней повздорили. Земфира позже позвонила: «Зачем ты Машу привел, я так не хотела при ней ругаться!» У меня на память тоже остался подарок — отпечаток лица Джона Леннона на пленке. Как-то Земфира заехала ко мне на студию, где я записывал начинающий девчачий бенд. Села, стала слушать, девчонки чуть голоса не потеряли от такой чести. Потом звезда надавала всем профессиональных советов, как лучше петь-играть. И не свысока — очень по-простому.
Конечно, после Лагутенко с Земфирой мне было уже легче: во-первых, у меня было имя, во-вторых, ее талант оказался слишком явным. Но находились и те, кто выкидывал диск не слушая: «Очередная певичка, у меня их столько!» Потом я заручился поддержкой «Европы Плюс», ОРТ, на котором стали показывать клип Земфиры в утренние часы, когда люди собирались на работу.
