Морозной ночью перед Рождеством в декабре 1729 года вокруг дома Шереметевых в ярком свете расставленных вдоль улицы смоляных бочек теснились кареты, простой народ толпился у ограды. Огромный особняк горел всеми окнами, именитые гости, иностранные послы и духовенство все прибывали. Праздновали помолвку графини Наталии Шереметевой с князем Иваном Долгоруким.
«Слава богу, что отца нашего дочь идет замуж за великого человека!» — кричали в толпе. Очень почитал простой народ покойного графа Бориса Петровича Шереметева, а как иначе: иноземные армии победил, а хозяин какой — почитай вся Никольская улица да Лубянка заставлены торговыми лавками бывших шереметевских крепостных. Граф примечал смышленых, отпускал на волю и дозволял торговать прямо рядом со своим домом на Никольской улице.
Показалась царская карета, и под радостные крики на крыльцо взошел юный государь Петр II в парадном мундире со своей невестой — княжной Екатериной Долгорукой, сестрой жениха. Молодых, Наталию и Ивана, одаривали богатыми подарками. Таких бриллиантов, часов и табакерок, серебряной посуды ни у кого на сговоре не бывало. Когда жених и невеста в белой шубке вышли на крыльцо провожать своих гостей, в небо взлетели разноцветные фейерверки.
В этот день пятнадцатилетняя Наташа Шереметева с самого утра была сама не своя от волнения.
— Знаешь, Варенька, — говорила она своей ближайшей подруге и соседке по Никольской улице княжне Черкасской, — мне так чудно сегодня, вот архиерей нас благословит, и этот союз любви будет неразрывный до смерти. Я сегодня самая счастливая на всем свете: мой жених — первая персона в нашем государстве и он меня любит, а я его. Я и сама вдруг сделалась важной персоной, все мне теперь льстят и каждый ищет со мной знакомства и моего покровительства. И ты только представь, так пройдет вся наша жизнь. Мы будем в родстве с царской фамилией. Не иначе вся сфера земная перевернулась...
— И вправду, большего и желать нельзя, — отвечала Варя, придирчиво оглядывая ее высокую стройную фигуру. — Как тебе идет это голубое платье, Наташенька, ты такая прямая, словно мачта корабельная, как картинка — ни одного изъяна.
— Это матушка покойная старалась, я, бывало, чуть начну спину гнуть — она меня и протянет промеж лопаток: держись прямо!
— А свадьба у вас когда будет?
— Это пока секрет, — таинственно зашептала Наташа, но тебе скажу: семнадцатого января мне исполнится шестнадцать, а девятнадцатого января мы поженимся в один день с государем. Представляешь, у нас будет двойная свадьба!
— К добру ли это? — как-то неуверенно произнесла Варя. — Когда мой батюшка был на царском сговоре, вернулся задумчивый, говорил, что все кругом недовольны — наши ропщут, иноземцы удивляются, как высоко Долгорукие взлетели. Всем ведомо: фавориты приходят на час. Уж на что Меншиков в силе был, а и его скушали, свекор твой будущий изрядно постарался. Нашептали царю Долгорукие, оклеветали светлейшего, все у него отняли. Вместо Марии Меншиковой, обрученной с царем, свою Катерину в невесты подставили. Все знают, как Долгорукие сводничали...
— Ах, Варенька, не надо в такой день о нехорошем! А отец твой вечно осторожничает, всего опасается.
— Потому и живет долго в чести и богатстве.
Ушла Варя, но ее слова растревожили Наташу. «Нет, не права Варенька, — думала она. — Долгорукие с древности на царской службе. И Шереметевы всегда рядом с троном стояли. Известно, тех, кто близок к короне, судьба по-своему карает и награждает, и никому того знать не дано. Тот же светлейший князь Меншиков два года как сослан со всем семейством в далекий Березов». Как ни старается Наташа — не может себе представить, как там жить, ведь с ним его дочери, ей почти ровесницы. Страшно-то как! Будто заживо похороненные. Но на все высшая воля да царская. Если бы не царь Петр, ее, Наташи Шереметевой, и на свете бы не было.