Присланный из Орла гонорар пришелся как нельзя кстати: дела Андреевых на новом месте не только не поправились, но еще больше пришли в упадок — закладывали порой даже подушки, ботинки и единственное настольное зеркальце. Все, что удавалось сэкономить, Леонид спускал во время запоев. И тот факт, что после этого жуткого года, сплошь состоявшего из любовной горячки, путешествий по грошовым квартирам и таким же грошовым кабакам, он оказался не в сумасшедшем доме, а в Царицыно, можно назвать настоящим чудом. Приехал Леня туда подтянуть проживавшего на одной из дач отстающего гимназиста.
Дачей по соседству владел московский врач Филипп Добров, женатый на старшей сестре Шурочки Елизавете Велигорской. Родственники жены каждое лето гостили у зятя: мать Ефросинья Варфоломеевна, сестры Шура и Катя, братья Петр и Павел. Леониду семейство понравилось до чрезвычайности. Особенно Елизавета Михайловна, с которой он в отместку Наденьке тут же решил завести роман.
Черт побери, вот же, право, когда его следовало не просто обругать, как ругает сейчас Анна, а высечь, да так, чтобы запомнил на всю жизнь. Но не высекли и не обругали. Тактичная Лилечка, как звали Елизавету Михайловну в семье, сумела как-то незаметно и изящно свести на нет его страсть, а Шура так же незаметно подхватила своими нежными ручками Ленино потерянное сердце.
Ах, Шурка, Шурка... Где же она, несмышленый подросток, нашла столько мудрости и сил? Как вытерпела все безумства, которые он совершил почти за шесть лет их досвадебного знакомства? Как решилась все же связать жизнь с ним, известным своими запоями и кутежами на все орловское землячество? Ведь среди студентов-орловцев даже выражение особое ходило: «пить по-андреевски».
Узнав о решении дочери выйти замуж за Леонида, Ефросинья Варфоломеевна была в ужасе. Но Шура, нежно любившая мать, вдруг будто оглохла. Не слушая ничьих советов и предостережений, бесстрашно встала к рулю его тонущего корабля и, увлекаемая какой-то нечеловеческой интуицией, повела его туда, где едва различимой полоской маячил долгожданный берег. Наверное, в этом все дело: не он Шурочку выбрал, она его. А ему оставалось только принять эту любовь и попробовать стать ее достойным. И он старался, старался изо всех сил, всей своей погибающей душой почувствовав: вот он — его единственный спасательный круг.
Конечно, Надя Антонова ушла из его сердца не сразу. Уже ухаживая за Шурой, он все еще продолжал время от времени проваливаться в свою угарную страсть как в ночной кошмар. Даже вторично сделал Надюше предложение и после ее вторичного отказа по привычке запил. Еще одним знатным запоем отметил случившееся в 1899 году Надино замужество. Но каждая новая встреча с Шурой Велигорской была как глоток противоядия, как инъекция от тяжкой болезни.
