Оказывается, Екатерина любит... воск! Жадно ест его по ночам, откусывая от свечек большие куски, и от этого у нее на лице угри. Мария надеялась, что слухи рано или поздно дойдут до Авдотьи, та учинит Орлову скандал за напраслину и прогонит. Конечно, в этой затее был большой риск и для Орлова, но Марьюшка почему-то была уверена, что Екатерина ничего не узнает. Кто ж осмелится донести такую крамолу до царственных ушей! А так — мало ли вздорных слухов ходит при дворе?!
Но Авдотья повела себя совершенно иначе, нежели предполагала Гамильтон. Она страшно переполошилась, заверяла придворных сплетников, что лично она Ивану ничего подобного не говорила, но раз такие слухи ходят, значит, наверняка говорил кто-то другой. И как верная слуга ее величества, Авдотья обязана сообщить государыне. Иван же, который надолго уезжал в Петербург, сильно удивился, решив поначалу, что угрозы Чернышевой — обычная бабья ревность. Но разобравшись с Авдотьей, быстро смекнул, чьих это рук дело. Вечером, изрядно поколотив Марьюшку, он добился признания и, поняв, что дело принимает серьезный оборот, кинулся в ноги Екатерине:
— Ваше величество, помилуйте дурака! Не губите! Нет слуги преданнее вам и государю нашему Петру Алексеевичу, нежели я! Ничего я про воск никому не рассказывал! Это все фрейлина ваша Гамонтова!
— Какой воск? Уж не тронулся ли ты умом? — изумилась царица, понятия не имевшая о выдумке Гамильтон.
Тут Орлов осознал, что выболтал лишнее и теперь надо спасать свою шкуру. Сбиваясь, прерывая речь мольбами о пощаде, он выложил государыне всю историю своей грешной связи с Марией, виня фрейлину в том, что соблазнила его, пьяного и неразумного. А потом влюбилась до беспамятства и удерживала при себе, когда шантажом, а когда дорогими подарками, которые неизвестно где брала, может, даже и воровала.
Пораженная рассказом Екатерина велела немедленно доставить ей из Преображенского фрейлину Гамонтову. Поначалу Мария все отрицала. Но когда государыня приказала офицеру свести ее вниз и плетью заставить заговорить, созналась, что действительно без всяких причин, просто в силу дурного характера, распускала слух о воске. Но связь с Орловым и уж тем более воровство упорно отрицала. Фрейлину отправили в тюрьму, а после того как при обыске у нее и Орлова нашли краденые алмазы и золотые украшения, арестовали и денщика.
Разумеется, Петру обо всем доложили. Но государь в тот момент был занят заговором, в котором принимал участие царевич Алексей, и эта бабья история особого интереса у него не вызвала. Головы тогда летели десятками, именитые бояре висели на дыбе и корчились на кольях, даже самые верные соратники, включая Меншикова, пребывали в паническом страхе — до фрейлины ли тут!
Марию и Орлова перевезли в Петербург и заключили в Петропавловскую крепость. Допросы продолжились. Дала показания и горничная Екатерина Екимовна, рассказав об убиенном младенце мужеского полу и указав место захоронения. Его останки, завернутые в салфетку с дворцовым вензелем, нашли в выгребной яме. Марьюшку подвергли жестоким пыткам, ее спина превратилась в сплошную гноящуюся рану, и она во всем созналась. И в воровстве, и в детоубийстве. И только на одном твердо стояла: Орлов ничего не знал, во всем виновата она одна.
