Вот и проходная «Электросилы» — она бывала здесь много раз. Но самым памятным был июль 1939-го, когда она пришла сюда после второго ареста, продолжавшегося чуть ли не год. В заводоуправлении на Берггольц, как на призрак, уставилась приятельница, старая большевичка:
— Олька? Покажи зубы!
Всмотрелась и охнула:
— Целы!
И чуть не расплакалась от радости.
Она вышла со всеми зубами из «Большого дома», здания ОГПУ на Литейном и следственной тюрьмы на Шпалерной, где ее допрашивали с пристрастием. Знакомая с «Элекстросилы» не знала, что она с радостью бы их отдала, но судьба распорядилась по-другому. В тюрьме у нее опять случился выкидыш, с тех пор Ольга не могла рожать. Позже она расскажет об этом Андрею Вознесенскому, а тот напишет:
С худобой табачною сивилл
Мне Берггольц рассказывала быль,
как ее до выкидыша бил
следователь, выбросив в пролет.
Она все летит и все поет
над страной и дождичком косым —
— Сын!..
В деле Берггольц говорилось,что во время парада по трибуне, на которой стоят партийные руководители, должен был выстрелить заранее распропагандированный Ольгой Берггольц танкист. У заговорщиков, к которым ее причислили, по версии следователя, был и другой план: когда мимо трибуны пойдет кавалерия, верный человек бросит взрывпакет — лошади испугаются, начнется паника. Тогда троцкистка Берггольц подберется к трибуне и начнет стрелять. Ольгу оклеветал старый друг, из которого выбивали показания под пытками, пытали и ее. В результате она во всем созналась, подписала протокол и стала ждать суда, который должен был окончиться смертным приговором или огромным тюремным сроком. Но случилось чудо, и его совершил тот, кого она не считала близким другом, — приятель и коллега, полушутя-полусерьезно за ней ухаживавший, человек, на которого, как она думала, не стоило полагаться.
