Недавно пересматривала «Зеркало», и там столько папиного! Этот гениальный фильм, на мой взгляд, сделали три человека — Тарковский-режиссер, Рерберг-оператор и мой отец, художник-постановщик. Мама недавно вспоминала, как они придумывали сцены, кадры: вот подвешенная женщина; деревья надо покрыть бронзовой краской — это даст фосфоресцирующий зловещий эффект; а как будут трепетать бабочки, если жарить их на сковородке! Обсуждали в мастерской, а мама подавала им чай и слушала их разговоры. Когда придумка была хорошей, Тарковский почему-то говорил: «Сыр!»
Карьера у папы складывалась, он был востребован и в кино, и в театре. Мама вспоминает, что ни одному художнику в СССР, наверное, не платили столько, сколько Двигубскому, и вряд ли кто-то мог бы похвастаться таким количеством предложений. Но рафинированность, катастрофическая неприспособленность к быту, не по-советски страстное отношение к собственной работе (эскизы к спектаклям и кинофильмам он писал очень тщательно) играли с ним злую шутку. Довольно быстро папа затосковал по Парижу, вернуться же было уже нельзя. Печально знаменитый «железный занавес» открывался, как кулиса, и захлопывался, как мышеловка. На исторической родине папа застрял… Когда после маминого развода с Кончаловским отец под разными предлогами зачастил к ней в гости, одним из первых его вопросов стал: «А вы могли бы со мной уехать?» Мама же ответила: «Нет! Это невозможно!»
Потом случилась его странная женитьба на Ирине Купченко, и несколько месяцев мама отца не видела. Впрочем, вскоре он снова начал заходить, придумывая все новые и новые поводы. «Зачем вы приходите? — не понимала мама. — Вы же недавно женились!» «Ну и что, что женился? — в свою очередь не понимал или делал вид, что не понимает, папа. — Мне хотелось бы срисовать ножку вашего стула… Это нужно для работы». Возразить было нечего, и мама смирилась с гостем.
