Если бы не ты, наши народы могли бы жить в мире…
В ответ Алексей Петрович Ермолов хотел сказать, что собирался принести на Кавказ мир, просвещение и порядок, — но собеседник уже скрылся за дверью...
Той ночью Ермолову снились горы: восстания и замирения, он все время выигрывал, но окончательная победа ускользала. И день, когда ему сообщили, что Тотай вышла замуж за односельчанина. Алексей Петрович сказал, что все равно хочет ее получить, но крови быть не должно, — и сын князя привез к нему женщину. Отца девушки не было дома — он молол кукурузу на речной мельнице. Узнав, что люди князя увезли его дочь, отец кинулся в погоню, догнал похитителей на полпути, но Тотай ему не вернули.
Искендер, законный муж Тотай, через два года умер от позора и горя. Все это Алексей Петрович узнал стороной и тут же выбросил из головы: на границе собирает войска наследник персидского престола шах Аббас-Мирза, в горах ждут своего часа изгнанные из своих владений князья — он правит страной и охраняет ее мир, что ему до бед человеческой мелочи?
Сейчас, ворочаясь под пуховым одеялом и то и дело просыпаясь, он вспоминал давно забывшееся: слезы Тотай, когда ее привезли в Тифлис, как он ее утешал, подарки, которые ей делал... Слова были нежными, подарки дорогими, но в положении женщины это ничего не меняло: все понимали, что правитель Кавказа взял женщину в наложницы.
На Кавказе перед ним дрожали все, а то, что он честен, не марал руки грабежом и взятками, этому не мешало — так он казался еще страшнее.
Здесь он довел до конца свой главный жизненный принцип — жить надо на свой лад и для себя, не думая о других. У сильного — собственное право, ему позволено все… И Ермолов дерзил тем, от кого зависел: военному министру, начальнику главного штаба, Аракчееву, великому князю, самому государю. Это было свойством характера, но еще и козырем: выделяться отважной прямотой, когда все вокруг пресмыкаются. Мнительный и недоверчивый, стесняющийся своей глухоты, подозревающий, что льстецы за глаза над ним смеются, император Александр поверил дерзкому генералу — и карьера пошла вверх, да так, что старые сослуживцы только разводили руками.
На Руси было много дельных генералов, но им не хватало удали и размаха. А Ермолов красовался под пулями на белом коне, спорил с главнокомандующим, говорил в глаза царю, что в каком-нибудь захудалом немецком княжестве не отказался бы от королевской мантии, но в России ему достаточно стать вторым.
Все это разлеталось на поговорки, генерал стал кумиром купцов и офицеров, грамотных крестьян, мелких чиновников, солдат — настоящим народным героем… А потом времена изменились, и всюду видевший заговоры новый император Николай его невзлюбил: дерзкий генерал может выкинуть все, что угодно, чего доброго, и на Петербург войска поведет — лучше от греха подальше засунуть его в дальний угол!.. Ермолов встревожился, но повел себя на свой собственный лад: оскорбил всех, кто мог его защитить. После коронации Николая I и стрельбы на Сенатской площади он сидел на Кавказе, словно обложенный охотниками волк, — заговорщики-декабристы прочили его во временное правительство, и новый император об этом знал.
Тогда было почти так же, как сейчас: тяжело, душно и безнадежно.
Все уже было понятно — из него не получилось великого героя, и даже со своими прямыми обязанностями Ермолов справился не слишком хорошо: на границах собираются тучи, Чечня, Дагестан да и Грузия кипят, готовые взорваться. И тут, зависнув между славой и опалой, он почувствовал, что не может потерять женщину из горного аула, 7 лет живущую в его тифлисском доме.
Эта жизнь закончится очень скоро: слуги соберут вещи, и он тронется в путь — новый главнокомандующий может и не выделить конвоя, и до границы с Россией придется добираться с оглядкой, остерегаясь абреков.
Но это не главное, ведь в Москву или родовое поместье под Орлом он вернется без Тотай — власти у него больше не будет, а по доброй воле она с ним не поедет...
Подсовывая под ухо сбившуюся подушку, ворочаясь среди смятых простыней, Алексей Петрович вспоминал свою кебинную жену. После его отъезда Тотай вышла замуж за какого-то джигита, и ему дико представить, что ее обнимает другой. А тогда он упрашивал ее отправиться с ним:
— Соглашайся, и будешь счастлива. Если поедешь и примешь нашу веру, сделаю тебя своей женой. Подумай как следует — от этого невозможно отказаться…
Это вырвалось неожиданно, и он сам себе не поверил: «женой»?
