Оказывается, я ему нравилась, но он об этом молчал, как партизан,— ждал, когда наше время придет...
Толя был действительно жутко робким. Однажды даже пошутил: «Я всю жизнь по капле выдавливал из себя не раба, а застенчивость». Странно, но он себя красавцем никогда не считал. В школе боялся даже девушку на танец пригласить. А если все-таки решался — от смущения наступал партнерше на ноги и от этого еще больше краснел.
Мне про все эти его переживания было странно слышать. Верилось с трудом. Мне казалось, будущему актеру надо быть понахальнее.
Прожив со своим первым мужем три года, я наконец решилась уйти от него.
Саша давно перестал мне нравиться. Он был очень красивым, веселым и общительным, но у него были проблемы. Однажды я не выдержала и просто сбежала. Дождалась, когда Ольга Исаевна уйдет к подруге, а муж уедет на съемки, собрала чемодан и узелочек, вызвала такси и смылась. Приезжаю домой, открывает дверь Робка и удивленно на мои вещи кивает:
— Ты чего?
— От Шворина ушла.
— Ну ты даешь!..
Как говорится, «сходила замуж»! Но, по правде говоря, я особенно не расстраивалась. У меня были прекрасные родители, любимый брат. Надо ли говорить, как я была рада вновь вернуться в мою родную семью?
Именно тогда мы особенно крепко подружились с Галей Волчек. Стали с ней, что называется, не разлей вода. Галкин отец, Борис Израилевич Волчек, был известным оператором и постоянно уезжал куда-то в киноэкспедиции. Так что в основном я пропадала у нее.
Их дом на Полянке был знаменитый, кинематографический. Там и Иван Пырьев жил, и Барнет. Галкины родители хоть и разошлись, но продолжали жить в одном подъезде. Галина мама — на третьем этаже, а Борис Израилевич с дочерью — на седьмом.
У Гали была своя комната, в которой без конца толклась молодежь. Сидим мы с ней, вдруг приходит Олег Ефремов, затем его друг заваливается, потом еще кто-то. Так дверной звонок их квартиры и не смолкал до самого вечера. Олег, узнав, что я написала сценарий, как-то предложил: «Давай ты у нас будешь литературным редактором».
Но я отказалась.
Когда за Галиным окном уже темнело, звонила рассерженная мама:
— Ты как вообще? Ночевать-то собираешься приходить?
— Все-все, уже иду, бегу!
Заскакиваю в пустой автобус и еду по ночной Москве домой. А с утра, едва проснувшись, уже слышу знакомый хрипловатый голос Гальки: «Але? Ну ты как? Придешь сегодня?»
Галя училась на последнем курсе Школы-студии МХАТ. Весной студенты должны были выпускаться. Перед каждым показом она звонила мне. Я была в ее «группе поддержки» и ходила «болеть» за нее на просмотрах в театрах.
— Поехали со мной, а?
Я сегодня показываюсь.
Приезжаем в Театр имени Н. В. Гоголя, администратор по ошибке тут же бросается ко мне.
— Здравствуйте, какой отрывок будете нам показывать?
— Нет-нет, я с подругой пришла, Галей Волчек. Это она студию МХАТ заканчивает.
Увы, ни в один театр Галю так и не приняли. Помню, как я ее успокаивала. А однажды предложила: «Галь, у вас же педагог Олег Ефремов. Ему надо сделать современный театр. И все ваши, кто сейчас сидят по домам, будут там работать». «Может, так его и назвать — «Современник»?
Действительно, здорово!» — обрадовалась Галя. Так с моей легкой руки они с Ефремовым загорелись этой идеей...
С Толей мы у Гали почему-то не пересекались. Но однажды…
Как-то моих родителей пригласил на свой концерт Дмитрий Покрасс, автор знаменитой песни «Три танкиста». А они решили взять и меня. Все были уже одеты, стоим в прихожей — и вдруг звонок от Гальки.
— Я тебя умоляю, пожалуйста, приезжай ко мне. Я тебя очень прошу...
— Не могу, с родителями на концерт иду.
— Альк, при-е-зжай, у меня тут Толя Кузнецов. Ну что мы сидим вдвоем? Нам скучно...