Какое к нему может быть снисхождение?
После похорон Клэптон целыми днями валялся на диване в своем доме в Хертвуде, наполняя доверху пепельницу окурками, а потом просто вываливал эту вонючую кучу за окно. На столе росла гора писем, приходящих отовсюду; кто-то их приносил, складывал, кто-то ставил ему тарелки с едой, он не помнил кто. Какая-то прислуга, наверное. Кто ее нанял? А бог ее знает, да и какая разница? Может, о нем заботятся ангелы? Может, он и сам уже на том свете и не осознает этого? Иногда Клэптон наугад вытягивал какое-нибудь письмо, просто чтобы чем-то заняться, почему-то ему было страшно дотронуться до гитары — она стояла тут же, в углу. Обычно в тяжелые времена он спасался именно ею, хватался за гриф, как утопающий за надежную руку друга, и гитара всегда вытягивала его из омута.
Но, видно, сейчас не тот случай.
Письма шли и шли — от друзей, от знакомых и незнакомых. Вот Кит Ричардс пишет: «Если я могу что-то для тебя сделать, дай мне знать». Старина Ричардс, что тут можно теперь сделать? Надо же — вот письмо от семьи Кеннеди, вот соболезнования от принца Чарльза. А ведь ты, Эрик, стал знаменитостью! Но почему-то чувствуешь себя при этом как последнее дерьмо.
«Клэптон самый черный изо всех черных блюзовых гитаристов!» — вспомнился почему-то шикарный комплимент, который кто-то сделал ему на вручении «Грэмми». А вот письмо от Конора, малыш написал его из Милана перед поездкой в Нью-Йорк: «Я очень скучаю, папа.
Мы пойдем в зоопарк?» Теперь уже, наверное, не имеет значения, что в зоопарк они пойти не успели, зато накануне трагедии Клэптон водил сынишку в цирк на Лонг-Айленде, а потом они лакомились сладостями в любимом итальянском ресторане Клэптона — Bice. И очень много смеялись. Эрик по такому случаю надел серьезный костюм: он впервые в жизни отважился пойти куда-то с сыном вдвоем, до этого они всегда встречались только в присутствии Лори. Она боялась доверить ему ребенка. И ее легко понять: разве можно положиться на такое чудовище, как он: законченного алкоголика, который способен сорваться в любой момент, человека с непредсказуемыми скачками настроения? (Ему хотелось то немедленно схватиться за гитару, то срочно вломиться к кому-то в гости, то подраться с прохожим.) Зная себя, Клэптон и сам боялся брать ребенка, хотя втайне мечтал об этом.
Тогда, в цирке, а потом в ресторане с Конором Эрик время от времени словно видел себя со стороны: приличный 46-летний отец, тщательно выбритый, нормально одетый, совершенно трезвый. Играя с мальчиком, он все удивлялся, как ему нравится эта новая респектабельная роль.
Кем он считал себя? Свиньей, ублюдком, придурком, правда, ко всему этому окружающие неизменно добавляли эпитет «талантливый». Хорошо, им виднее. Музыка с подросткового возраста стала его наркотиком, не всякая, конечно, а именно блюз. Если бы дед не купил Эрику в 13 лет гитару, интересно, кем бы он стал? Неужели дизайнером? Ведь Эрик проболтался несколько лет в художественной школе Kingston, даже считал, что у него неплохой портфолио, но из 50 человек вышибли только его одного, что, по правде говоря, было обидно и унизительно.
Впрочем, к унижениям ему не привыкать.
Он вырос в крошечном городишке Рипли. Отец был строителем, мама Роуз — хлопотливой домохозяйкой. Домик у них хоть и очень маленький, но уютный и чистенький, со множеством вышитых салфеточек и прочих мещанских безделушек. Эрик рос слабаком: худющий, пугливый, замкнутый, недоверчивый. Если до девяти лет его существование можно было назвать в общем сносным, то в девять лет мир рухнул — такое не с каждым случается. Помнится, он уже лежал в кровати, свернувшись калачиком и с ненавистью думая, что завтра пацаны снова начнут его дразнить за то, что шарахается от футбольного мяча, как от пули. Громкий, отчетливый шепот тетки Сильвии прервал его мысли.
— Надо наконец сказать мальчику правду, — произнесла тетка. — Он должен все узнать про то, кто такая Пэт!
Кто такая Пэт? Да он прекрасно это знает — его старшая сестра, приехавшая к ним погостить из Германии с мужем и детьми, 6-летним Брайаном и годовалой Шерил. Дети как дети, вон сопят в смежной комнате, а Шерил еще и вскрикивает во сне, вертится как юла, не дает ему заснуть. Пэт — красивая, с пышными волосами и чудесной улыбкой. Она была уже взрослая, когда он родился, и никогда с ними не жила.
Наутро Эрик наставил на Пэт, хлопотавшую на кухне, игрушечный пистолет.
— Я хочу наконец узнать, кто ты такая! — с шутливой серьезностью произнес мальчик, передразнивая тетку.
