Туве горевала о своем потерянном рае, о детстве, в которое не было возврата, и о том будущем, которого у нее нет. Ей 33 года, и у нее нет детей. Она не вышла замуж, потому что ее привлекает не семья, а творчество, ее дети — книги и рисунки… Несуразный Атос казался ей олицетворением иной, возможной жизни. Сможет ли она с ее скептицизмом и тягой к одиночеству привязаться к кому-то еще? Туве думала об этом и за столом, меланхолично приканчивая второй кусок сливового торта, — и тут до нее дошло, что отец и мать глядят на нее во все глаза.
Повисла пауза, Туве покраснела. Ее о чем-то спросили. Может, и не один раз — но она пропустила это мимо ушей… Родители переглянулись, и отец повторил — мягко, выделяя каждое слово:
— Дорогая, ты собираешься выходить замуж?
Мы с мамой не понимаем, что происходит, и очень переживаем. Через несколько лет окажется поздно. Ты не сможешь ужиться с другим человеком… И как ты будешь рожать?
Она молчала, уткнувшись в тарелку с недоеденным тортом, с ужасом понимая, что папа сел на своего любимого конька, и это надолго. Обычно она отвечала, что еще не нашла своего принца, но на этот раз просто молча сидела, ковыряла вилкой кремовую розочку и старалась сдержать слезы. Папа примирительно сказал, что рано или поздно счастье к ней придет... Туве уныло кивнула, и тут вмешалась мама, заметив, что за окнами уже темнеет и пришла пора для их старого семейного рождественского ритуала.
Надо выключить свет, зажечь свечи и завести прадедушкину музыкальную шкатулку. Прадедушка был священником, ему случалось читать проповеди и перед шведским королем. Музыкальная шкатулка была сделана в XVIII веке. Папа открыл обитый медью ящичек, зазвучала нежная музыка, на веранде маленького, отлитого из меди домика закружились фарфоровая плясунья и двое детей… В детстве это приводило Туве в восторг, именно так она представляла дом Муми-троллей. Но сейчас шкатулка ее не радовала — у маленькой балерины есть дом и дети, а что будет с ней? Потом были кофе с коньяком и залежавшаяся в холодильнике дыня. Туве вышла из дома родителей, когда на улице уже стемнело, и понуро побрела по улице. Она попыталась вернуться в детство и решить, что делать с собой дальше, но все пошло как-то не так. Рыдания в ванной, папина нотация…
Что за бред! К тому же она объелась.
Возвращаться домой не хотелось, планов на вечер не было, мысль о самоубийстве начала казаться нелепой. Немолодая писательница покончила с собой из-за любви к потрепанному жизнью журналисту-леваку — что за вздор! Это просто смешно… Но душевная пустота была такой всеобъемлющей и жуткой, что у нее кружилась голова и подкашивались ноги. То, что она сейчас чувствовала, было неприятнее гриппа, хуже зубной боли. У нее и раньше случались неудачные романы, но нынешние ощущения были ни на что не похожи. Краснуху и корь лучше перенести в детстве, да и несчастной любовью, как видно, в первый раз сподручнее переболеть в юности.
Она часто вспоминала то, что случилось потом.
Полупустая улица, медленно загорающиеся фонари, стоящий за углом шарманщик. Туве собиралась пройти мимо, но ей показалось, что сидящая на плече старика обезьянка как две капли воды похожа на покойного Попполино. Остановилась, несколько раз моргнула, протянула руку — и поняла, что это совсем другой зверек — поменьше, худенький, с сединой на сморщенной мордочке. Но было поздно: обезьянка пожала ей руку маленькой холодной лапкой, а потом, сунув ее в висящую на плече шарманщика сумку, вложила в ладонь Туве билетик, и та прочла набранную готическим шрифтом фразу:
— Счастье призрачно, но всегда остается надежда…
Ей показалось, что на билетике напечатан ответ на слова отца. Туве протянула обезьянке монетку и пошла домой: счастье призрачно, но это ничего не значит.
Она не была счастлива, и все же ее жизнь удалась.
Комиксы о приключениях Муми-троллей завоевали весь мир. Работы Туве переиздавались во многих странах, они приносили ей большие деньги, а в родной Финляндии и Скандинавских странах она стала кем-то вроде национальной героини. На фюзеляжах самолетов скандинавских авиакомпаний были изображены ее персонажи, она получила множество почетных премий. Но ни семьи, ни детей у нее так и не появилось, и в феврале 1959-го она, усталая, опустошенная и разочарованная, стояла перед шарманщиком с обезьянкой на плече и щипала себя за руку, пытаясь прогнать видение.
Обезьянка протянула Туве билетик с предсказанием, она его развернула — и ахнула.
