И все это было ее, обжитым, родным, привычным. Туве и не подозревала о том, что у него роман с танцовщицей Ирье. Атос сообщил об этом сам, известие обрушились на нее, словно свалившаяся с крыши глыба льда.
Недоумение, ярость, желание поквитаться — и нахлынувшее через несколько дней отчаяние: она и не подозревала, что так сильно любит этого нелепого человека. Атос Виртанен избегал встреч, сворачивал телефонные разговоры — это было непривычно, но она не чувствовала унижения. В те дни Туве поняла, что значат слова «разбитое сердце» и «умирать от любви». Неделю назад ей и в голову не пришло бы думать о самоубийстве — тем более из-за увальня Атоса. Она посмеялась бы над этой мыслью, а теперь почти всерьез выбирала между снотворным и прыжком в реку.
Позже Туве решит, что от неожиданности и сильного шока она на время сошла с ума, но в феврале 1948 года ее сжигал такой сильный и мучительный внутренний огонь, что было не до досужих рассуждений.
Она вышла из трамвая и застыла на тротуаре, ее чуть было не сшибла с ног плотная рыжеволосая тетка, тащившая сумку с продуктами. Тетка засмотрелась на витрину торгового центра — там красовались выставленные на распродажу платья с новыми ценниками — и врезалась на полном ходу в Туве. Обе отлетели в стороны, по тротуару покатились вылетевшие из кошелки яблоки. Сильный удар и посыпавшиеся на ее голову проклятия привели Туве в чувство: она пробормотала извинения, повернулась спиной к булочной госпожи Алекси, перешла улицу и, завернув за угол, подошла к дому, где жили ее родители.
Не безумие ли покупать творожный торт, когда ты не уверена в том, что доживешь до завтра?
А уж если соберешься утопиться, то перед этим стоит проведать родителей — тем более что ближе них у тебя никого нет… Туве Янссон открыла дверь парадного и начала подниматься по лестнице со сколотыми ступенями — это была ее работа. Когда ей было 8 лет, она нашла странный камень — казалось, что он пронизан серебряными прожилками. И потащила его домой, решив, что уж теперь-то Янссоны точно разбогатеют: камень оказался тяжелым и тащить его было непросто. Со ступенек он скатывался вниз, откалывая от них края, но Туве не сдавалась и тащила камень наверх. Заветная дверь была близка, казалось, дело в шляпе, но внизу послышался голос встревоженного шумом дворника, и она выволокла камень на примыкавший к лестничной клетке балкончик.
Однако не смогла его удержать: проскользнув между прутьями балюстрады, камень полетел вниз и разлетелся, осыпав булыжный двор белой пылью. Серебра в нем не оказалось, никто не узнал, что, собственно, произошло, а она долго чувствовала себя преступницей. Вспомнив об этом, Туве улыбнулась, но тут же прогнала улыбку: если твое сердце разбито, веселиться нельзя. Она остановилась у обитой коричневой клеенкой двери и потянула шнурок дверного колокольчика: Виктор Янссон был консервативен и не любил электрических звонков. Дверь открылась, и Туве Янссон вернулась в свой собственный Муми-дол. В прихожей ее ждали материнские объятия, в отцовской мастерской стояла огромная рождественская елка, а обеденный стол тут же, как по волшебству, покрылся тарелками с разными вкусностями — тут были и запеченный в духовке гусь, и домашняя ветчина, и варенье из морошки, и картофельные оладьи.
Можно подумать, что на дворе не февраль, а самый разгар рождественских праздников — такое возможно только здесь, где елка стояла весь год, а на следующее Рождество ее торжественно выносили во двор и сжигали. А еще — в Муми-доле, идиллическом месте, где живут Муми-папа, Муми-мама, главный герой — и все остальные. Их прототипы обитают здесь, в обставленной старинной мебелью квартире с высокими потолками, где мерно стучат большие напольные часы, на стенах висят написанные мамой картины (Сигне Хаммарштен считают лучшим финским иллюстратором), по углам стоят гипсовые скульптуры, а расположившиеся на полках бюсты папиных заказчиков мирно уживаются с устрашающего вида патронами и гранатами.
Ее Муми-тролли обитают в высоком, как башня, узком доме с большими окнами — маленькой крепости, надежно защищающей от превратностей внешнего мира.
