Туве стряхнула оцепенение и направилась к шарманщику, открыла рот и оробела. Чудеса случаются редко, от неловких прикосновений они гибнут. То, что происходит сейчас, — знак, к которому надо присмотреться… Туве Янссон поступила так же, как 12 лет тому назад: протянула шарманщику несколько монеток и взяла из морщинистой обезьяньей лапки билетик с предсказанием.
В феврале 1947 года она тоже направлялась в булочную семейства Алекси — тогда за прилавком стояла мать нынешней хозяйки. Туве хотела купить творожный торт, как делала это с двенадцати лет, когда ее посылала в булочную мама. Одновременно она обдумывала способ самоубийства.
Глупо выбирать между петлей и открытым краном газовой плиты, прыжком с моста и слоновьей дозой снотворного в 33 года, после изрядного количества удачных и неудачных романов, из-за того что тебя бросил человек, к которому ты всегда относилась с иронией.
Чего стоит одна зеленая шляпа, которую носит Атос Виртанен! А его неподражаемое, невыносимое занудство! Туве часто представляла, как Виртанен делает ей предложение, она его принимает и долгие годы, вплоть до того как оба простятся с миром, выслушивает нотации по поводу неправильно сваренных яиц всмятку, неглаженых брюк и своей неуместной аполитичности. Ее отца, известного в Финляндии скульптора Виктора Янссона, Атос приводил в ярость: папа участвовал в гражданской войне на стороне белых, в его мастерской на почетном месте лежали не использованные в 1918 году ручные гранаты, а Виртанен был завзятым леваком.
Туве относилась к этому с юмором, она не собиралась за него замуж… Но в феврале 1948 года Виртанен сказал, что у него появилась другая женщина — он собирается на ней жениться, и им надо расстаться. Туве почувствовала, что сходит с ума: Атос такой милый и трогательный, даже его нелепость очаровательна. Она не может отдать такого этой крашеной дылде, танцовщице Ирье Хагфорс!
В давно прошедшем феврале она думала об этом, трясясь в старом, помнившем еще русских городовых трамвайчике — таких теперь не осталось. Туве вспоминала их знакомство на вечеринке в редакции газеты Ny Tid — иногда она рисовала для нее карикатуры. На редакционный праздник ее затащила знакомая журналистка. Главный редактор Виртанен подсел за их столик основательно навеселе и сразу стал ее клеить: начал рассказывать о недавней поездке в Африку и успехах у чернокожих дам.
Потом включили магнитофон, начались танцы. Туве была отличным танцором, а ее новый кавалер двигался как медведь: пару раз Виртанен отдавил ей ногу, чуть было не протаранил своей партнершей соседнюю пару, а потом предложил еще выпить. Вечер закончился тем, что Туве пришлось везти его домой на такси за свой счет — собственный бумажник Виртанен где-то посеял. Слава богу, что не потерял ключи. Незадачливый донжуан долго топтался у входной двери, тыча ими в замочную скважину. В конце концов он победил дверь и улегся в прихожей на коврике для обуви. Туве сняла с него ботинки и отправилась восвояси. Любому другому такого начала знакомства хватило бы с лихвой, и он постарался бы забыть о своем позоре, как о страшном сне, но Атос оказался настойчив. Он раздобыл ее телефон, начал названивать, зазывать на свидания, соблазняя то спектаклем, на который нельзя достать билеты, то концертом для избранных.
Туве отказала ему три раза, на четвертый согласилась — и выяснила, что Виртанен умница, добряк и отличный собеседник.
Роман развивался неспешно, и к тому хмурому сентябрьскому утру, когда она наконец проснулась в его холостяцкой квартирке на улице Лиисанкату, Туве привыкла к своему другу, как к любимому домашнему креслу или старым теплым тапкам. Это был ее человек, предсказуемый и надежный, говоривший на одном с ней языке. Туве привыкла к его запаху, к тому, что он слегка шепелявит, а во время споров поправляет сползающие на нос роговые очки.
Атос разбрасывал свои вещи по всей квартире, в ванной он насвистывал, во сне сопел.