Будто наверстывая собственное, до срока оборванное детство, Горацио с упоением учил мальчика мастерить корабли, разыскивать в лесу птичьи гнезда, лазать по деревьям… Джошуа души не чаял в приемном отце. Да и Фанни, удивляясь самой себе, день ото дня все сильнее привязывалась к мужу, за которого вышла по расчету. Когда он, смущаясь, признался ей, что ничего не хотел бы так сильно, как появления у них общего малыша, ее сердце впервые за долгие годы дрогнуло в предчувствии настоящего счастья. Но с переменой климата что-то в ее организме разладилось, и желанная беременность никак не наступала… Но это было единственное, что по-настоящему тревожило ее в то время. Да еще, может быть, пристальный взгляд, которым Горацио все чаще провожал игрушечные парусники, уплывающие вдаль по весенним ручьям…
Между тем надежда Нельсона вернуться в море, а тем более на должность капитана крупного корабля, таяла с каждой новой весной.
К четвертому году в Бернем-Торпе он уже не скрывал своего отчаяния. Сельский быт, которым он поначалу так старался себя занять, все сильнее его тяготил, и Фанни начинала опасаться, как бы скоро в тягость Горацио не стала и семья.
Помочь им могла только… война. С ее началом временно списанных капитанов, как правило, снова ставили в строй, и у них появлялась надежда на повышение и дополнительный заработок. Беда была только в том, что кроме штормов и коварных морских глубин военных моряков подстерегали еще пули, ядра, рушащиеся снасти и страшные пожары, охватывающие подбитые корабли…
Так что всякий раз, когда Горацио, прочтя очередные газеты с новостями из Европы, начинал прикидывать, сколько еще мирных дней осталось у Англии в запасе, Фанни не столько радовалась, сколько обмирала от страха.
И не только за мужа… Джошуа сравнялось тринадцать, когда Горацио твердо объявил ей, что, получив новое назначение, он возьмет пасынка мичманом…
...Полено, до поры до времени уютно потрескивавшее в камине, вдруг резко вспыхнуло, озарив всполохом света всю комнату, и вместе с ним вновь вспыхнула никак не унимавшаяся в сердце Фанни ненависть. Бог с ней, с любовью! Но почему Горацио отказал ей даже в простой справедливости? Сколько упреков она смиренно выслушала от него за неправильно уложенные вещи, за какие-то мелочи, которые она должна была предусмотреть, собирая мужа в плавание, но преступным образом забыла.
Неужели он был не способен понять, что перед каждым его походом у нее все валилось из рук от страха и тоски?
Зато уж его обожаемая леди Гамильтон, наверное, была в этом отношении безупречна. Только и знала, что начищать многочисленные ордена своего любовника… И вот теперь великий Нельсон лежит в черном мраморном саркофаге, а его награды сияют на черных бархатных подушечках… Фанни доподлинно известно, что снайпер, сидевший на рее французского корабля, вычислил английского командующего именно по горевшим на груди орденам. И то, что у Горацио была возможность уклониться от своего последнего рокового плавания: здоровье адмирала сильно пошатнулось, и скажи он хоть слово против, Адмиралтейство не стало бы настаивать…
Но Эмма Гамильтон заявила, что просто жаждет увидеть дорогого Нельсона, возвращающегося с очередной победой. Вот он и вернулся… С великой Трафальгарской победой и перебитым хребтом. Заспиртованный в бочке с ромом, который матросы и офицеры с «Виктории», доставив тело адмирала на родину, с превеликим почтением выпили за помин его души. И это все, что осталось от великого Нельсона: несколько бархатных подушечек с орденами и несколько глотков рома, смочившего матросские глотки…
Что ж, посмотрим, как-то теперь запоет «храбрая Эмма»… Король ни за что не даст ей пенсии. У христианина не может быть двух жен! А королевская ежегодная пенсия в две тысячи фунтов, полагающаяся законной супруге погибшего героя, назначена ей, Фанни.
И этой королевской милостью она ни с кем не собирается делиться.
На какую-то долю секунды мысль о маленькой осиротевшей девочке тенью мелькнула в ее голове. Но тут же утонула в потоке желчи, заливавшем Фанни с головы до пят. Горацио не посчитал нужным сообщить ей о рождении дочери, значит, для Фанни ее как будто и нет… Не удержавшись, она горько вздохнула. Кто знает, пошли господь в свое время дочку ей, а не Эмме Гамильтон, возможно, вся их жизнь с Горацио пошла бы по-другому… Хотя что теперь об этом говорить! Да и кто вообще сказал, что это ребенок Нельсона? Ведь эта лживая дрянь могла бы заставить его признать своим даже чертенка из преисподней. Нет! У Горацио Нельсона нет и никогда не было законных детей.