
Толмацкий портняжничал на дому и для себя, и на продажу. Одевал с головы до ног нас обоих. Шил джинсы, которые потом имели колоссальный успех на фарцовочных точках удивительного города Москвы. У него и правда здорово получалось — шовчики все ровненькие, стежки одинаковые, модели интересные. На вырученное от продажи этих «фирменных» штанов, коих Саша мог пошить штук 10 за сутки, мы в основном и жили. Часто с Кирюхой засыпали под стук швейной машинки и просыпались под него же. И однажды это стало причиной нашей первой семейной драмы…
Убей, не помню, за что именно арестовали мужа. То ли за нетрудовые доходы, то ли за фальшивые лейблы, которые он лепил на одежду своего производства, то ли за сбыт этих проклятых штанов… Не суть. К власти пришел Андропов, и понеслось. Сейчас это кажется совсем дикостью: ну мог человек дома на ножной машинке платье отстрочить — разве это плохо?
В общем, Сашу — в тюрьму, меня как соучастницу — на Петровку. Кошмар! Мне 21 год — дитя совсем. Заводят, помню, в камеру СИЗО, а там только одна женщина сидит, фигурки лепит из хлеба. С виду приличная, можно сказать, интеллигентная. Очень интересовалась моими проблемами. Спрашивала: где я работаю, мог ли муж сделать то, в чем его обвиняют, нет ли сложностей в отношениях, может, у него любовница есть? До меня не сразу дошло, что тетушка эта — подсадная утка и прилепили ее ко мне, потому что деньги ищут и не могут найти! Подумайте: человека обвиняют в экономических преступлениях, а у него дома шаром покати. Да и сам дом, мягко говоря, скромен — крохотная двушка на пятом этаже с вечно протекающей крышей. У нас конфисковать можно было разве что черно-белый телевизор, каналы на котором переключались при помощи плоскогубцев, потому что сломалась ручка, и старый ковер. Но если торговал — значит, деньги должны быть. Мысль о том, что всю прибыль проедала прожорливая семья «преступника», следователю в голову не приходила. А я была очень наивная и говорила то, что думала: «Ни в чем Саша не виноват, и нет у него никаких любовниц». Я даже не почувствовала, что дело пахнет керосином, когда спросила у следователя о муже и мне ответили: «Ты бы больше о себе думала и о сыне своем». Выпустили меня на третий день.