Время от времени из кабинета доносятся взрывы смеха, и тогда Елена чувствует себя лишней. Эта парочка понимает друг друга с полуслова, с полувзгляда, работа связывает их крепче, чем секс, — хотя он у них тоже есть, смешно в этом сомневаться…
Вайгель сказала, что она не верит в бога, но будет молиться за Маргарет Штеффин. Конфет Штефан и Барбара не получили.
Скорый поезд спешит на восток, проводники разносят чай, одетые в майки пассажиры выходят в коридор — поболтать и размять ноги. Брехт лежит на верхней полке и пытается работать, но сюжет не складывается, нужные слова не идут в голову.
Он откладывает рукопись и раздраженно трет лоб: это какое-то наваждение, но без Маргарет у него ничего не выходит. У Бертольта Брехта высокий лоб и большой нос, маленькие, глубоко посаженные, искрящиеся умом и юмором глаза. Необычное, запоминающееся лицо — не зря Елена Вайгель, известная актриса, у которой было много поклонников, сделала все, чтобы Брехт на ней женился.
Он ворочается на своей полке, взбивает подушку, ерошит волосы, тщетно пытаясь уснуть, потом поднимается и снова берется за работу, а жена следит за ним из-под полуприкрытых век. Брехт грызет карандаш, пишет, зачеркивает, снова пишет, а Вайгель пытается сдержать улыбку: пусть муж думает, что она спит. Ей нравится наблюдать за ним исподтишка, когда Биди кажется, что его никто не видит.
Елена Вайгель любит его так же, как и восемнадцать лет назад, и готова сражаться за своего избранника с целым миром. Пусть Биди помучается, это ему на пользу. Маргарет Штеффин к нему не вернется, теперь он будет работать один.
Вайгель познакомилась с Брехтом давным-давно, в 1923 году, и влюбилась в него с первого взгляда. Тогда Брехт считался подающим надежды писателем, но дела молодого дарования шли неважно: театры не хотели ставить его пьесы, и он перебивался работой на радио да сотрудничеством с рекламными агентствами. То, что он писал для сцены, было ни на что не похоже: действие перемежалось песнями-зонгами, актер должен был не перевоплощаться в своего героя, а изображать его, глядя на свой персонаж как бы со стороны. Бертольт говорил, что такой подход позволит донести до зрителя авторскую позицию.
Зачем это нужно делать, директора театров не понимали. В то время он чуть ли не голодал, и Вайгель кормила его обедами.
Однажды Брехт остался и на ужин, тогда-то между ними все и произошло — через девять месяцев у них родился сын, мальчика назвали Штефаном. Ребенок рос, Брехт его любил, их роман перешел в крепкую дружбу. Елена делала вид, что ее это устраивает. Трудно любить абсолютно свободного, непостоянного, словно весенний ветерок, мужчину — Брехт мог крутить любовь с несколькими женщинами сразу, он говорил, что это полезно для творчества. И все же она его к себе привязала, сказав, что мальчику нужен отец, и если они не распишутся, то ей придется увезти ребенка в Австрию, к родителям — пусть его воспитывает дедушка…
В довесок к мужу она получила «приданое» — Маргарет Штеффин, подругу, любовницу, незаменимую сотрудницу. Елена Вайгель не сказала о ней ни одного дурного слова, но на самом деле она ее ненавидела.
…Поезд мчится вперед, Москва становится все дальше, а в больнице на Яузе врачи рассматривают рентгеновские снимки Штеффин и, не понимая, в чем дело, разводят руками: все не так уж плохо, но больной делается все хуже. Ее что-то мучает, грызет, оттого она угасает — рационального объяснения ее состоянию нет… К Маргарет приходит невропатолог, он объясняет лечащему врачу, что у больной нормальные реакции и то, что ее подтачивает, не по его части. Если бы дело происходило в Америке, к ней пригласили бы психоаналитика… Тут невропатолог осекся — психоанализ в СССР запрещен.
Вечером после отбоя Маргарет откровенничает со своей соседкой, симпатичной толстухой-грузинкой, геологом, заразившейся туберкулезом на Крайнем Севере, в экспедиции.
