— вступились за меня другие актрисы. Поняв, что меня так просто не сломить, Талызина переходит к своему огромному монологу и... вдруг стопорит на полуслове: пока откручивала мне голову, забыла текст… А мы молчим, никто не подсказывает! Зрители все понимают: по залу прокатывается смех... Занавес. Иду за кулисы и понимаю: я уволена, зато уйду красиво! Вдруг слышу, как Валентина Илларионовна говорит режиссеру: «Ген, а Ген! Видал, как гениально мы с Валюшкиной сцену сыграли?» С тех пор — только уважение от народной артистки!
Насчет Леонида Маркова поступили иные рекомендации: «А вот с этим, наоборот, не связывайся — не победишь!» Тот обычно размазывал актеров одной меткой характеристикой. Вальяжно, походя, как барин. «Зачем тебе это?
— предупреждал муж. — Натура тонкая, не переживешь, рыдать будешь…» И вот однажды на гастролях меня поселили в гостинице прямо напротив буфета. Иду в номер, а Марков выходит из столовой… Пытаюсь проскочить незамеченной, но слышу в спину: «Стоять!» «Ну, — думаю, — лучше сейчас все получу и успокоюсь по этому поводу…» Тяжелый взгляд из-под бровей: «Твой номер? — и приглашает, будто в свой: —Заходи… Садись…» Располагается на стуле: «Тебе, наверное, сказали, что я свинья…» Молчу. — «Сказали или нет?» «Сказали», — втягиваю голову в плечи. «Зря… Потому что ты из этих всех… — звучат нелестные, но точные определения, — одна актриса! Хотел с тобой играть, но мне пока тебя не дали».
С Леонидом Васильевичем я была занята в то время только в «Царской охоте».
Он — в главной роли, а я — в массовке: то среди дам на балу, то среди цыганок на корабле. Последние разлеглись на палубе, наблюдая, как Марков (граф Орлов) обнимает мачту и плачет. Так, как может рыдать мужчина, предавший любимую женщину… И у зрителей, и у актрис уже слезы на глазах, спазмы в горле… Секунда: Марков отворачивается от зала, хитро нам подмигивает… И — о чудо! — продолжает рыдать… Ну как такое возможно? Гений!
Мне так и не довелось сыграть с моим любимым Марковым. Не судьба… Дней десять мы с ним репетировали пьесу Писемского «Самоуправцы», потом Леонид Васильевич мне сказал: «Играть буду только с тобой, но сейчас на недельку лягу в больницу». Оттуда он уже не вернулся...
А вот с Ростиславом Яновичем Пляттом я по сцене походила — во время спектакля «На полпути к вершине».
Играла глубоко беременную внучку, которая курит сигару. А сама даже не знала, как к ней подступиться! — «Можно мне сигарету?» «В пьесе написано — сигара!» — настаивал Плятт. В результате на сцене я глубоко затянулась, на секунду потеряла сознание, ударилась головой о спинку стула, очнулась и забыла весь текст… Плятт потом за кулисами кричал: «Да кури ты что хочешь! А то скажут, что я убил молодое дарование!»
Плятт уже с трудом передвигался, и ему выдали ходунки для инвалидов, на которые опираются руками. «Я с этим безобразием в театр не приду», — обиделся актер. Когда играли «На полпути к вершине», все жаловался на второго режиссера, которая имела привычку придираться к каждой мелочи. Дают занавес, Плятт подзывает меня к себе: «Мелкая, бежим за кулисы!
А то ведь она со своими замечаниями пристанет! Побежали скорей!» Он еле переступает с палочкой, я рядом изображаю спортивный бег на месте… А вслед — противный голосок: «Ростислав Яныч! Лена!» «Твою мать, не убежали!» — досадует Плятт. Матерщинником он был известным!
Когда меня ввели в спектакль «Комната», Ирина Муравьева подошла в гримерной и сказала: «Наконец у меня появилась достойная соперница». Поясню: мы играли двух женщин, влюбленных в одного мужчину. В пик «Самой обаятельной и привлекательной» перед Муравьевой останавливались машины, на улице замирало движение, прохожие приглашали ее в гости. Так что на гастролях мы не скучали. Как-то Ира спрашивает: «Ты видела «Мужчину и женщину»?
Я должна тебе это показать!» А дело было в Уфе: ловим такси, через весь город едем в местный кинотеатр. Работницы в приятном шоке: Муравьева! Она: «Можете запустить для нас «Мужчину и » — «Ради вас что угодно, только у зрителей спросим». Прерывают сеанс мультиков — и все смотрят ее заказ.
И все-таки моей визитной карточкой до сих пор является «Формула любви». На кастинг к Захарову я попала, когда пришла показываться в «Ленком». Марк Анатольевич хотел, чтобы роль Марьи Ивановны играла его дочка Саша, но худсовет «Мосфильма» высказал другое мнение. И Захаров не пожалел, хотя мне еще предстояло вписаться в их «ленкомовскую» компанию…
Абдулов с Фарадой в первый же съемочный день устроили экзамен: поставили под режиссерской камерой два стула и уселись, как в кинотеатре.
