Жозе да Сильва мог провести свою жизнь в безвестности, исполняя обязанности служащего железнодорожной компании, если бы однажды в баре случайно не услышал, как поет Она. Ее голос стал настоящим потрясением для молодого человека… Так началась история их дружбы и сотрудничества. Жозе открыл миру великую Сезарию Эвору, став ее менеджером, продюсером, близким другом и душеприказчиком...
Это случилось в Лиссабоне жарким летом 1987 года. Мне было 23 года, я родом с Кабо-Верде, но вырос в Сенегале, в Дакаре, скромный служащий французского железнодорожного концерна SNCF, по сути — простой стрелочник.
Жил в Париже, недавно женился — и вот решил устроить любимой романтические каникулы в Португалии, в Лиссабоне. Куда пойти в незнакомом городе? Мне сказали, что неподалеку есть бар-ресторан Enclave, хозяин которого — наш земляк по имени Бана, и вроде как там меню из наших блюд, это, можно сказать, своеобразный клуб ностальгирующих лиссабонских кабовердцев. Мы с женой пришли, сели, заказали еду. Где-то в глубине зала наигрывал что-то негромкое крошечный оркестр — всего два-три пожилых музыканта. Пианист, саксофонист... Краем глаза замечаю, что кто-то выходит на сцену, садится. Оборачиваюсь — полная женщина в возрасте. Закуривает, готовится петь… Вокруг жуют, галдят, бренчат приборами, всем все равно.
Сколько раз, возвращаясь мыслями к тем мгновениям, спрашивал себя, было ли предчувствие, что вот сейчас она запоет — и для меня все изменится раз и навсегда, мой мир перевернется? Нет, ничего такого не было.
Едва она запела, я так и замер с вилкой в руке. Стало радостно и грустно одновременно. Захотелось плакать. Такую горечь, такое обещание счастья нес ее голос. Он будто прощал, отпускал грехи, утешал и благословлял… Трудно определить словами те чувства, они словно взорвали меня изнутри. Никогда прежде я не испытывал такого потрясения. Никогда. Внимательно пригляделся к певице — полная, с разными глазами. Сколько ей лет? Под пятьдесят? Она казалась вдвое старше меня… Пела на креольском диалекте — языке, вообще непонятном для обычной публики.
Концерт продолжался недолго, и едва она покинула импровизированную сцену, я устремился за ней. Хотелось познакомиться, поговорить...
Приняла она меня просто, обрадовалась, что в чужом месте вдруг услышала родную речь, назвалась — Сезария Эвора. Приехала сюда на заработки, планов на будущее не строит, скоро поедет обратно. Ни менеджера, ни продюсера, да и вообще никого у нее нет. Она сама по себе. Не знаю, как это вышло, но у меня вырвалось: «Приезжайте в Париж, ко мне. Я вас познакомлю с музыкантами, помогу найти студию, режиссера…»
Тут надо отметить, что музыка была моим главным увлечением. По выходным я музицировал, играл в группе на ударных. Кстати, это занятие для кабовердца совершенно будничное.
Мы все без исключения поем и играем. Собираются друзья после работы, кто-то обязательно прихватит гитару, спускаются на улицу, идут куда-то на берег или в гости, рассаживаются, поют, играют… кто лучше, кто хуже, значения не имеет. Мы погружены в музыку. Так что даже в эмиграции не изменяем традициям и привычкам.
В Париже у меня водились знакомства, я мог бы представить Сезарию профессионалам.
Услышав все это, она лишь пожала плечами. Вроде как ну да, почему бы не приехать?.. Мы расстались, и я, покидая Лиссабон, честно говоря, не был уверен, что Сезария мне позвонит, тем более приедет…
— Но она приехала…
— В конце года. Спросив разрешения приехать не одной, а с другом, стареньким саксофонистом.
