Надгробие и стоявшую рядом часовню вскоре снесли, о могиле забыли, а когда компартия потеряла власть, так и не нашли. Отец до сих пор лежит где-то в парке, по которому Симеон когда-то с ним гулял, может, у старой мраморной беседки, а может, под своим любимым вековым дубом — Борис верил, что загаданные под ним желания исполняются… В 1990 году в парке случайно нашли запаянный стеклянный сосуд с забальзамированным сердцем и кожаную папку с почти истлевшими от времени бумагами. Документы подтверждали, что это сердце его отца, но вот кто спрятал сердце Бориса III, узнать не удалось...
Отец старался прожить жизнь иначе, чем дед, фантазер и фанатик власти, мечтавший воссоздать Византию и на церемониях рядившийся в одежды басилевсов.
Фердинанд I, первый болгарский царь, усаженный на трон русскими, вступил в Первую мировую войну на стороне Германии и после поражения отрекся от трона. Его сын Борис старался избегать опрометчивых поступков и всегда шел за теми, кто казался самым сильным, но тоже все проиграл...
Люди из окружения отца уверяли, что отравление — всего лишь одна из версий, растерянный и отчаявшийся Борис истязал себя работой, несмотря на постоянные боли в сердце, и скорее всего умер от инфаркта.
Но сейчас, слушая с женой соловьев и любуясь яркими южными звездами, Симеон верил, что отца отравили по приказу Гитлера, — почему бы и нет, ведь заключение врачей так и осталось тайной...
Симеон и сам привык скрывать правду: он был идеальным мужем, но женился все-таки не по любви, хотя Маргарита ни о чем не догадалась.
Не знала она, что муж одно время был связным между воспитывавшимся при Франко своим приятелем Хуаном Карлосом, дальним родственником жены, и его отцом доном Хуаном, законным кандидатом на престол, — тот был в немилости у каудильо и жил во Франции. Пользуясь тем, что работа в крупной международной корпорации заставляла Симеона много ездить, он тайно переправлял через границу письма — Франко не хотел, чтобы отец и сын общались, и телефоны Хуана Карлоса прослушивали испанские секретные службы.
Никто не знал, что дон Хуан уступил престол сыну из-за доводов скромного финансиста, обладателя фантастического царского титула, — много позже об этом проговорился сам испанский король.
Симеон умел молчать, притворяться и быть незаметным: давным-давно, еще в Александрии, при дворе египетского короля Фарука, юный Симеон дал себе слово ни в чем не походить на фантазера-деда и мечтателя-отца. Его детям не придется экономить каждый грош, жить под чужой крышей и из милости обедать у знакомых… Так и вышло: он весьма преуспел в бизнесе, вырастил четверых сыновей и дочь. Впереди была тихая безбедная старость — и тут его жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов.
…Соловьи смолкли, в кустах застрекотали цикады. Ночной воздух был напоен ароматами роз и смолистых сосен, в небе висела полная яркая луна.
Супруги сидели на террасе своего дворца, в своем парке, однажды и вся Болгария тоже могла оказаться его вотчиной, но в последний момент не хватило везения...
— Скажи, ты никогда не жалел о том, что согласился вернуться на родину? — вдруг спросила жена.
В ответ он только пожал плечами. В Болгарии Симеон получил почти все, о чем мечтал в детстве, когда был гостем короля Фарука и подопечным Франко, а его мать считала гроши и донашивала старые платья.
...На следующий день Калина отправилась в Софию со своими болгарскими друзьями, она собиралась прокатиться по ночным клубам. Симеон, зная неуемный характер дочери, живо представил заголовки описывающих ее похождения таблоидов и поежился, но не сказал ни слова — она же совсем взрослая...
Днем к нему должны прийти депутаты, представляющие в парламенте партию «Национальное движение Симеона II».
