Дальше были слава, деньги, поклонницы и бесконечная череда романов: он быстро влюблялся, так же быстро охладевал и навсегда разбил сердце своей жене. Сам Репин тоже не был счастлив: главная любовь жизни пришла к нему поздно, на четвертом десятке, и радости не принесла. Красавица Елизавета Званцева, барышня из дворянской семьи, была его ученицей. Он влюбился сразу, с первого взгляда, а она, как и положено благовоспитанной девушке, долго боролась со своим чувством. Разве можно принадлежать такому человеку, как Репин: легкомысленному и необузданному, избалованному женщинами, к тому же отцу четырех детей? Она не желала строить свое счастье на беде Веры, но отпустить художника не могла.
Полуроман тянулся несколько лет, и к тому дню, когда Репин вновь встретился с барышней Нордман, сердце его было разбито, а душа истерзана. Он оставался любимцем женщин, одна из великосветских приятельниц Репина, баронесса Варвара Икскуль, умница, красавица и покровительница искусств, помогла ему пережить разрыв со Званцевой. Но он был уже немолод и все больше тосковал по «мещанскому счастью» — спокойной, комфортной жизни. Репину казалось, что это может ему дать Наталья, однако знакомые финско-шведской барышни не видели в ней стремления к подобному.
Корней Чуковский называл Наталью Нордман «боевой суфражисткой», воительницей за женское равноправие. В молодости она сбежала из дома, уехала в Америку и год проработала на ферме — ей хотелось понять, что такое физический труд.
К прислуге госпожа Нордман обращалась на «вы», всех женщин без исключения называла «сестрицами», а мужчин «товарищами». Публиковала статьи о том, что мужья обязаны выдавать своим женам деньги, проповедовала вегетарианство и боролась за права животных. Она заботилась о слабых и несчастных, помогала сиротам, голодным курсисткам, безработным учительницам. Близко знавший ее Чуковский говорил, что, «словно чувствуя в ней спасительницу, вокруг вращались те, кому требовалась помощь любого рода». Во все, что делала, Наталья Нордман вносила напор и страсть.
Она оказалась одаренной писательницей и драматургом, и из нее вполне бы вышла успешная дама-беллетрист — но работать ради денег она не хотела. Этой женщине была нужна великая цель, она хотела служить идее.
Ею и стал Репин...
Их роман был скоропалителен: несколько встреч у общих знакомых, прогулка по Нескучному саду, поездка за город, свидание в гостинице. Когда Репин отправился на юг, Наталья сопровождала его до Одессы. После этого она забеременела, через два месяца после родов их девочка умерла — тогда-то Репин и подарил ей землю в Куоккале. Других детей у них не было, и этот дом стал для обоих чем-то вроде общего ребенка, каждый вложил в «Пенаты» частицу души. Даже когда Наталья ушла отсюда, ее присутствие чувствовалось везде.
Перед парадным входом в «Пенаты» висел плакатик, который Наталья написала от руки: «Ударяйте в гонг, входите, раздевайтесь в передней».
В холле гость видел другое объявление: «Не ждите прислуги, ее нет. Все делайте сами».
В коридоре встречало напутствие: «Идите прямо!»
Так гость попадал в столовую, посредине которой стоял огромный вращающийся круглый стол, уставленный супницами, блюдами и тарелками. Гости крутили стол, и сами накладывали себе то, что приглянется. Суп разливали по очереди: тот, кто не справлялся с этой обязанностью, должен был произнести речь на какую-нибудь важную тему: в углу гостиной для этого была устроена небольшая кафедра.
Наталья считала, что порядочные люди должны обходиться без прислуги — ее раздражало домашнее рабство. Прислуга, разумеется, в доме была, грязные тарелки все-таки мыли служанки.
