Папа в целях рекламного продвижения фильма в нашем родном городке нарисовал для премьерного показа гигантский плакат со сценой, где я у доски отвечаю Тихонову на уроке истории. Этот плакат закрыл собой фасад Дома культуры и висел целый месяц.
Вячеслав Васильевич очень хорошо ко мне относился. Интересовался, кто я, откуда. На премьерных показах фильма часто выступал и говорил в мой адрес немало добрых слов. И вот настал черед творческого вечера и показа картины в Самаре. Вячеслав Тихонов и директор фильма Григорий Рималис перед встречей попросили провести их к моему отцу. И вот в скромной мастерской моего папы открывается дверь и на пороге — кумир миллионов Вячеслав Тихонов. Папа, конечно, был растроган.
Вячеслав Васильевич похвалил меня — а для отца эта похвала стала как орден Славы на грудь.
А вот в цирковом училище меня быстро вернули на землю. Вызвали на «ковер», отчитали, поставили перед выбором: или кино, или учеба. Но я понимал, почему условие было таким жестким. Труд циркового артиста складывается из немыслимых простому смертному ежедневных усилий. На тебя тратятся, ты сам тратишься, постигая мастерство профессии, где требуется ювелирная точность, стопроцентная выверенность движений, абсолютное владение телом.
Здание училища построено так, что кабинеты и аудитории находятся на втором этаже, огибая по кругу манеж — основное место учебы. И вот, помню, начинается занятие: литература или история цирка, кидаю взгляд с балкона — на манеже студент Сережа Игнатов подбрасывает в воздух кольца.
После литературы — переменка, уходим на историю КПСС — Сережа Игнатов кидает кольца. Выходим с занятия, гляжу с балкона — Сережа жонглирует. И так с утра до ночи, не давая себе никакой поблажки. Результат — Всемирной ассоциацией жонглеров Сергей Игнатов назван лучшим жонглером в мире.
В цирке нужна полная сосредоточенность и самоотдача, манеж компромиссов не терпит. А у меня — кино… Отчисление стало реальной угрозой. И, возможно, я совершил роковую ошибку в тот момент. Судьба дала мне следующий крупный шанс. После «Понедельника» предложили съемки в фильме с рабочим названием «Спасите гарем». За мной какое-то время охотились ассистенты режиссера Владимира Мотыля, уговаривали: роль будто специально для тебя написана, на гитаре играешь, поешь…
Меня утвердили. А я находился в каком-то вакууме: между состоянием триумфа и состоянием провала — из-за нажима руководства училища. И отказался… отказался от роли Петрухи в «Белом солнце пустыни» — побоялся остаться без диплома, ведь на несколько месяцев пришлось бы уехать на съемки… Впрочем, что об этом теперь вспоминать. Никакого смысла…
Любой актер, глядя на удачную творческую работу коллег, испытывает чувство зависти, черной или белой — кто на что горазд. Когда вышел в прокат фильм «Белое солнце пустыни», я испытал двойное потрясение. Стараюсь не говорить об этом, и так все понятно… Ее благородие госпожа Удача прошла совсем близко от меня… Теперь уже мне предстояло добиваться ее благосклонности.
Нервное напряжение росло. На третьем курсе обнаружилось прободение язвы, перед экзаменами меня забрали в больницу и запретили делать резкие движения. Так что цирковой артист я получался — с «некондицией»: акробатика стала для меня табу. Когда «звездная пыль» улеглась, я получил диплом циркового училища. И мне пришлось все начинать заново. В актерской профессии так всегда — каждый день нужно доказывать, что ты чего-то стоишь.
Мои испытания начались с Московской областной филармонии. Я вроде бы и был артистом. И не был им. Моя партнерша, мы с ней одного выпуска, как и я, подавала на манеже большие надежды. Но что-то случилось, и цирк ей тоже стал «заказан». Мы сделали хороший номер в лубочном стиле. Нас постоянно приглашали на гастроли в «звездной» компании, режиссером концертов был известный на всю Москву Александр Павлович Конников, создатель Московского мюзик-холла, а впоследствии — художественный руководитель московского Театра эстрады.
