Воспоминаний о первых съемках у меня немного. Пожалуй, самое сильное — о том, как нас встретили на «Чайке» и мы сидели на заднем сиденье этой роскошной машины, которая мчалась по полупустому летнему Ленинграду. Тогда мы не могли и предположить, что через несколько лет этот город станет для нас родным. Второе, менее радостное воспоминание — у меня так и не получилось подружиться с мальчиком, исполнителем главной роли. Он был на три года постарше. Сцены наши снимали в основном в машине, и он втихаря подсовывал мне то пауков, то пчел. Я дико бесилась, но это соответствовало сюжету, поэтому взрослые не вмешивались. Кстати, я с удовольствием смотрю этот фильм, его часто показывают по телевидению, и это отличная возможность вернуться в детство.
У папы к нашему с Машей участию в кинопроцессе было особенное отношение. Можно даже сказать, пунктик. Помню, мама предлагала перед съемками: «Давай девочек с собой возьмем, пусть в кадре пробегутся». Но папа отвечал твердым отказом: «Скажут, что снимаю своих». Вероятно, ему хватало разговоров о том, что Нахапетов снимает только жену.
Конечно, умозаключения о том, что он делает карьеру супруге, циркулировали, я в этом не сомневаюсь. Но когда маму, человека без профессионального образования, начали приглашать такие режиссеры, как Эфрос, Таланкин, Мельников, — тут уж должны были прикусить языки самые словоохотливые. Кстати, после съемок в фильме Эфроса «В четверг и больше никогда» Анатолий Васильевич звал ее в свою труппу, но мама ответила: «Нет».
За этим ее решением стоял папа, который сделал все, чтобы убедить жену отказаться от предложения поступить в репертуарный театр. И убедил. Впоследствии она сильно жалела, что согласилась с ним.
Не знаю, большую ли роль сыграли подобные разговоры про «семейственность», но ни мне, ни Маше не прочили актерского будущего. В нашей семье существует еще одна легенда, так скажем, легенда номер два: о том, что когда меня распеленали, папа сразу воскликнул «Будет балериной!» Так ли было на самом деле, но у меня действительно от природы высокий подъем стопы. Поэтому, увидев вытянутые носочки, папа вполне мог так сказать. И тут он оказался прав, так как балериной я действительно стала, а как витиевато прошел сей процесс, обязательно расскажу позже.
Подрастая и узнав легенду номер два, я воображала себя уже сразу готовой танцовщицей. Кружилась и кружилась… Причем мне было абсолютно все равно, где танцевать — шли ли мы по улице в тот момент, были ли в гостях, только я слышала музыку — остановить меня уже никто не мог. Вскоре все наши знакомые без исключения видели меня только балериной. А папа так вообще считал, что лучше профессии просто не существует. В балете, он думал, нет интриг, нет серьезной конкуренции. Есть только ванильный мир, в котором полувоздушные создания под классическую музыку парят над гнусным расчетливым человечеством. Эх, его б тогдашнего да в сегодняшнее время!..
Мы с Машей долго не придавали значения своей фамилии. Не понимали просто. Вот моя шестилетняя Полина прошлась однажды с бабушкой по красной ковровой дорожке кинофестиваля, так потом у подружек, которые побывали на кинопоказах с родителями, спрашивала: «А вам тоже хлопали?»
Не понимает. И мы тогда не понимали! Через несколько лет артисты постарше рассказывали мне, как специально прибегали на подготовительных курсах Московского хореографического «посмотреть на дочку Нахапетова». И все-таки это было как-то около, не касаясь меня.
В самой незамысловатой форме вес фамилии я ощутила уже в Вагановском училище, но это опять позже. Не знаю, как там сейчас, но раньше было очень строго. Приходилось слышать что-то вроде: «Если ты думаешь, что ты дочь Нахапетова…» Мы с сестрой никогда фамилией не козыряли, всегда были достаточно скромными, поэтому, где возможно, называли только имена.
Однако вернемся в Москву. Начальную школу мы с Машей постигали на базе 13-й спецгимназии. Отдали туда нас по простому принципу. Во-первых, рядом с домом. Во-вторых, ее окончил дедушка, а потом там же работал учителем вместе с бабушкой, здесь же учились и мама с братом. Семейная, в общем, школа. Однако сколько себя помню, все свободное время я отдавала балету. Занималась в Доме пионеров у замечательного педагога Анны Леонидовны, которая сама верила в мою балетную звезду и родителей убедила.
Плюс, как и всех начинающих балерин, меня записали на подготовительные курсы Московского хореографического училища. Вот тут-то и началось… Директор Софья Николаевна Головкина решила определить меня не в обычную группу, а в экспериментальную. От обычной она отличалась наличием детей «непростых родителей», вроде Ксюши, внучки Михаила Сергеевича Горбачева, и другой программой.
Когда в Доме пионеров я показывала, чему нас учат на «подготовишках», педагог пожимала плечами: «Странно…
