В общей сложности Тьерри и Гонсалес получили от де Ведрин около четырех с половиной миллионов евро. Тилли уверял суд, что после его возвращения из Америки он твердо решил выпутаться из этой истории и скрыться, именно поэтому в один прекрасный день он и перевез свою семью в Англию, в Оксфорд. По словам Тьерри, он бывал там несколько раз и ему очень нравился этот старинный уютный городок, расположенный над живописной рекой. Ему пришлось преодолеть яростное упрямство жены Жессики, которая ни за что не желала расставаться с Парижем. К этому времени помимо падчерицы у них с женой уже родилось двое общих детей — дочь Лоан и сын Эрвин. Тилли соврал жене, что в Оксфорд переехала его компьютерная компания, и Жессике пришлось уступить — она не сомневалась, что ее муж является крупным специалистом по IT-технологиям и его участие в жизнедеятельности фирмы крайне необходимо.
Адвокат Тилли настаивал: его клиент к этому моменту так переживал за судьбу своих несчастных жертв, что на нервной почве у него начались головные боли и крапивница (медицинские свидетельства это подтверждали).
Может быть, оно и так; не исключено, что Тилли, по природе ленивый и не склонный к длительному напряжению, в самом деле устал от собственной авантюры. Впрочем, афера эта приобрела такой размах, что, как выяснилось, уже была способна развиваться и без его участия.
В один прекрасный день Тьерри обнаружил в своей электронной почте письмо от Гонсалеса, с которым он якобы уже очень давно не имел никаких контактов.
«Тебе надо принять де Ведрин в Оксфорде, — гласили строчки. — Они хотят находиться под твоей непосредственной опекой. Если ты им откажешь — мы сильно рискуем. Продолжай поддерживать их фантазии».
Вот когда началась форменная фантасмагория! Семейство де Ведрин прибыло на оксфордский вокзал всего лишь с несколькими чемоданами — в них содержалось все, что осталось от их фантастического фамильного богатства: вся недвижимость, а это несколько замков, виллы и городское жилье, была продана в пользу мошенников. Легко себе представить их растерянные, перепуганные лица; все члены семьи страшно похудели, осунулись и больше походили на призраков. Гислен бросилась на шею Тилли, как к родному сыну.
Им всем мерещилось, что за ними постоянно охотятся; куда бы ни пошла Гислен — на почту или в булочную, всюду будто бы находились глаза, смотревшие на нее с угрозой (на суде Тилли и Гонсалес категорически отвергли предположение, что у них имелись какие-либо сообщники или пособники). Филиппу тоже казалось, что стоит ему выйти на улицу, как за ним уже кто-то крадется, и потому он совсем перестал выходить из дома; та же история происходила с Шарлем-Анри. Даже Кристин, жена Шарля-Анри, еще недавно коренастая, крепко сбитая дама, казавшаяся воплощением здравого смысла, превратилась в какую-то ноющую размазню, приклеившуюся к рукаву мужа.
Судья оспросил всех пострадавших, не удивило ли их тогда, что Тилли столь внезапно сбежал в Оксфорд? Филипп, не глядя на судей, ответил за всех: они считали, что в Англии Тьерри, будучи тайным агентом, выполняет секретную миссию высочайшего уровня, а уж какую — это не их ума дело.
Тилли в свою очередь утверждал, что потратил массу времени и сил, помогая де Ведрин снять в Оксфорде жилье; по его словам, он заботился только о том, чтобы их квартиры находились как можно дальше от его собственной, потому что фигуры этих людей постепенно превращались в персонажей его кошмара.
Он посоветовал им «до лучших времен» устроиться работать, чтобы поддержать себя материально и чем-нибудь занять. В конце концов Гислен де Ведрин устроилась продавщицей в супермаркет; бывший доктор Шарль-Анри — садовником, а его жена Кристин — поварихой в крошечную забегаловку. Они все ждали приезда своих детей, которые вслед за родителями тоже собирались унести ноги из Франции.
Разумеется, суд интересовало, как же Тилли продолжал свое гипнотическое воздействие на де Ведрин, если практически с ними не встречался.
