Первая журналистка, захотевшая лично взять интервью у автора «Пуха», была Роуз Файлман. В ноябре того же года она настойчиво звонила в дверь поместья в Суссексе. Ее предупреждающее письмо опоздало, и даму никто не ждал. Заспанная Дафна в пеньюаре и папильотках никак не могла понять, что нужно гостье. Алана не было дома — он уехал по делам в Лондон.
— Я главный редактор детского журнала Меrry-Go-Round и приехала взять интервью у мистера Милна по поводу его потрясающей новой книги… — смущенно начала госпожа Файлман.
Дафна удивленно вздернула брови:
— Вы имеете в виду пьесу… — она заколебалась, так как никогда не знала названий пьес мужа.
— Нет, я имею в виду «Винни-Пуха», — пояснила дама.
— М-м, что-то не припоминаю, — промямлила Дафна, не приглашая гостью войти.
— Про медвежонка с опилками в голове, — продолжала миссис Файлман, широко улыбаясь.
Но холеное лицо Дафны нахмурилось.
— Мой муж никогда не писал про медведей. Он серьезный драматург!
— Но Винни-Пух не медведь, он игрушка, — растерялась миссис Файлман.
— Мне кажется, вы ошиблись адресом, любезная миссис, не помню, как вас зовут.
Однако Роуз Файлман не сдавалась. Она достала из сумки книжку, на обложке которой был изображен толстый улыбающийся игрушечный медведь. Подскочив к телефону, Дафна набрала номер полиции и торопливо объяснила, что в их дом проникла сумасшедшая, толкующая что-то невразумительное про каких-то медведей.
Прибывший полицейский повертел в руках книжку, посмотрел на Дафну в пеньюаре и папильотках и на всякий случай спросил:
— Мэм, а вы действительно миссис Милн?
…Кристоферу тоже не раз приходила фантазия: может, Дафна вовсе не его мать, а просто тетя, на которой женился отец? Впрочем, отец тоже оставался для него загадкой… Кристофер много раз задавался вопросом: почему пришедшая наконец к отцу слава, которой он всегда так жаждал, не только не удовлетворила его, а сделала в тысячу крат более несчастным, чем он был до того?
Пусть эта слава и пришла с неожиданной стороны. «Винни-Пух» мгновенно разошелся миллионными тиражами, издатели требовали бесконечных переизданий, фотографии Милна были во всех газетах и журналах, его превозносили, им восхищались, его книгу постоянно цитировали. Несомненно, в реакции Алана была виновата жена.
Дафна демонстрировала мужу глубокое, недоуменное презрение — прославиться из-за какого-то нелепого игрушечного медведя! Тем не менее по вторникам — в день, назначенный для приема посетителей, — она охотно позировала, ее ведь тоже вместе с сыном и дурацким игрушечным медведем фотографировали для журналов.
Бедный Алан страшно стыдился того, что его теперь считали исключительно детским писателем.
Никого больше не интересовали ни его пьесы, ни романы, которые он начал писать. Однажды Кристофер сравнил отца с осликом Иа-Иа: Алан был таким же угрюмым, задумчивым и мнительным, целыми днями сидел взаперти в своем кабинете — что он там делал? Кстати, о его днях рождения жена часто забывала, и именно Кристофер обычно с укоризной напоминал матери о них. Спохватившись, Дафна неслась к себе в комнату и, вернувшись, дарила мужу что-то вроде пустого бочонка из-под меда — например, какой-нибудь никому не нужный футляр для очков или завалявшуюся у нее в шкафу сумку; однажды умудрилась преподнести Алану собственный нераспакованный свитер, который он же ей и подарил.
В 1931 году в Нью-Йорке у Алана Милна в последний раз радостно загорелись глаза: бродвейский театр битком набит, шла его пьеса «Мистер Пим проходит мимо» .
На приеме по поводу премьеры смущенный и счастливый Алан со всех сторон принимал поздравления. Но тем же вечером этот короткий душевный подъем сменился отчаянием: Дафна, которую Алан три месяца возил по Америке и развлекал, не жалея денег, заявила мужу, что влюбилась в какого-то «настоящего» певца.
— Тебе имеет смысл подождать, пока я буду проверять свое чувство, — объявила Дафна и скрылась с горизонта на целых три года.
После американской поездки Кристофер не узнал отца: и без того худой, Алан совсем сдал — голубые глаза ввалились, нос заострился еще больше.
Тем не менее те три года, что Дафна проверяла свое чувство в Америке, стали самыми счастливыми и для Алана, и для его сына. Большую часть времени они проводили с семьей Кена; брат давно умер от туберкулеза, зато его жена Мод и их четверо детей стали для Алана и Криса новой семьей. Неизвестно, были ли у Алана близкие отношения с невесткой, но то, что ему было рядом с Мод уютно и душевно комфортно, — наверняка. Впервые в жизни Алана слушали, воспринимали всерьез, заботились, по погоде ли он одет и хорошо ли спал. Каждый вечер перед сном подросток Кристофер молился о том, чтобы отец женился на тете Мод. Увы, не получилось... Произошло совсем другое: в Англию вернулась Дафна, которую бросил ее «настоящий» певец.
