Он никогда не показывал виду, что находится в отчаянном положении. Как всегда элегантный, улыбающийся. А что творится в душе, никому не открывал, все это выливалось на нас с Машей дома. Он пришел к нам жить, когда Маше уже было пять лет. И начались метания, страдания. Он жить не мог без балета. Поначалу у нас были тяжелые отношения, мы никак не могли их наладить. Марис никому не доверял, и мне в том числе.
Я знаю: он боялся, что его опять обманут, используют, предадут. Он ведь через это уже однажды прошел. Как-то сказал мне:
— Ты не обижайся, что мы не расписываемся. Я боюсь… — Чего?
— Ты меня бросишь…
А еще его пугала мысль, что все, что заработает, у него снова заберут.
Но парадокс был в том, что он ничего и не зарабатывал. В 46 лет, полный сил и желаний, он был заурядным пенсионером. Он привык получать солидную зарплату, жить на широкую ногу, а советское государство оценило его в 120 рублей пенсии. Его страшно угнетало нищенское существование, оскорбляло, что он не может содержать семью, что практически живет за мой счет. И это мужчина из мужчин! Щедрый, роскошный, богатый…
Целыми днями Марис звонил своим друзьям, обивал пороги Министерства культуры, добивался, чтобы ему дали квартиру. Ведь он практически был бомжем, без своего угла, хотя остался ответственным квартиросъемщиком квартиры, которую оставил первой семье.
А еще он хотел работать в балете. Писал письма, обращался к Васильеву, Демичеву... Почему-то очень рассчитывал на Елену Образцову, ведь ее мужем был дирижер Журайтис. Но никто ему так и не помог. Тогда появлялась запись в любимом дневнике: «Тишина. Молчание. Работы нет. Это дело Нины и Улановой».
Он был похож на шекспировского короля Лира. Когда были слава и деньги, вокруг крутилось много друзей, а когда все закончилось — друзья куда-то подевались. Наверное, при встрече они с ним даже целовались. «Как дела?» — вежливо спрашивали его. «Все нормально», — отвечал он, улыбаясь. И они тут же о нем забывали…
Его приятелям из прошлой, богемной жизни и в голову не приходило, что их друг Марис нуждается.
Ведь он был всегда такой удачливый, такой богатый. И они по привычке брали у него частенько взаймы. А «взаймы» означало, что деньги никто никогда не возвращает. Его, как и прежде, просили: «Достань билеты в Большой». Марис покупал для друзей билеты в кассе и никогда не брал за это денег. И старшие дети обращались к отцу за помощью, и он всегда всем помогал, хотя сам отчаянно нуждался в помощи…
Рядом с ним остались только мы с Машей да его верный друг Миша. Он был массажистом Мариса в Большом театре и всегда поддерживал его, особенно когда ему было плохо.
Когда становилось совсем худо, Марис доставал свои золотые украшения — кольца, золотые цепочки — и продавал их. Он был очень доверчивый и часто на этом попадался. Однажды одной из балерин он продал свое кольцо с большим бриллиантом.
А через некоторое время она ему кольцо вернула: «Марис Эдуардович, простите, но это не бриллиант». Ему ничего не оставалось делать, как отдать деньги. Ювелир, которому он показал кольцо, сказал, что камень фальшивый. Это было невероятно! Марис всегда был уверен в своих драгоценностях, он не покупал подделки.
С тех пор он стал по десять раз все перепроверять. И мне не доверял. Подарит кольцо, а потом проверяет: на месте ли оно, или я его продала…
Деньги появились, когда его стали приглашать в кино. Он был дружен с Николаем Бурляевым и с удовольствием снимался в его картинах и его жены Натальи Бондарчук. В фильме «Бэмби» он даже играл вместе с Илзе.
