После этого я твердо решил, что актерство не для меня.
Ближе к окончанию школы я готовился поступать в туристическую академию, но родители все-таки мечтали, чтобы я стал артистом, только не знали, как меня этим увлечь. Мама с Ирой Подкопаевой, ведущей актрисой и режиссером Театра на Юго-Западе, не оставили мне выбора: накануне очередного спектакля «Воительница» по Лескову один артист отказался от участия. Но билеты проданы, и было необходимо срочно найти замену. Меня поставили перед фактом, спекулируя тем, что необходимо выручить маму. Ира мне тогда сказала: «Представь, что это экзамен», и мне захотелось доказать себе, что смогу... Ирина Леонидовна за меня взялась.
Я-то поначалу воспринимал ее театральные уроки как общение с талантливыми и интересными ребятами и не пренебрегал возможностью увильнуть от задания. Однажды прихожу на занятие — зал пустой. «Сегодня никто не смог…» — улыбается Подкопаева. И я полтора часа читаю ей одно и то же стихотворение Маяковского. На 10-й раз я с каким-то необузданным гневом обрушился на преподавательницу через литературное произведение — казалось, что слова превратились в ножи, летящие точно в цель. Подобного состояния я никогда не испытывал… «Это темперамент, — сказала Ирина Леонидовна. — Запомни, с ним мы и будем работать».
Подкопаева помогла подобрать мне программу для поступления. Мои родители мечтали учиться в Щукинском училище, но не сложилось… Наверное, еще и поэтому у меня был спортивный интерес — хотелось поступить именно туда!
В «Щуке» на первом прослушивании я, сильно волнуясь, читал Маяковского и монолог Раскольникова. Меня остановили: «Спасибо». Я понял — это провал! Говорю члену комиссии: «Можно я прочитаю вам что-нибудь легкое — Чехова?» «Смотрите, сколько ребят ждут своей очереди», — пытаются меня осадить. Но я стою на своем: «И все же я вам прочитаю…» Потом мне сказали: «Если бы не проявил настойчивость, мы бы тебя не пропустили». Параллельно я прошел на конкурс в ГИТИС, Школу-студию МХАТ и Щепкинское училище. Надо было выбирать, потому что конкурс во всех театральных вузах проходит одновременно, а документы надо нести только в один! Взял две палочки, загадал «Щуку» и «Щепку»… И жребий пал как раз на то училище, о котором я мечтал!
Студенчество стало историческим этапом биографии: мы с двумя друзьями все время попадали в истории. Придумывали всякие розыгрыши: например, пытались изображать «идиотов», как в фильме Ларса фон Триера… Приходим в супермаркет, друг садится в тележку для продуктов, свесив ноги-руки за борт, — притворяется психически нездоровым… Сначала лежит в состоянии размякшей медузы, а потом вдруг — приступ! С воплем разбивает о пол бутылку масла… С грохотом падают консервные банки, в посетителей летят йогурты… Наш подопечный так натурален — высунул язык, глаза вращаются… Мы носимся вокруг тележки и кричим: «Помогите, человеку плохо!» (Сами гордые — заставили поверить в нашу игру целый магазин! Что-то будет на сцене?) Главное для актера — добиться сочувствия… И люди помогают нам вывезти «больного» на улицу, где мы, все трое, хохочем до потери пульса.
Дни рождения у нашей троицы были в октябре, и мы их совмещали — устраивали для однокурсников какой-нибудь прикольный показ в одной из аудиторий.
Мне было интересно придумывать, как подкатить к девчонкам, но дальше дело не шло — пофлиртовали, уже приятно. В школе у нас с друзьями образовалась банда — мы боролись за справедливость и цеплялись к девочкам: то толкнем, то тетрадку отберем… Так проявляли к ним неподдельный интерес. Была одноклассница, в которую влюблялись все ребята, и она каждому отвечала взаимностью. До меня тоже дошла очередь. На следующий день прихожу в школу — а она уже с другим тусуется! В этом возрасте спокойно на такие вещи смотришь: была еще одна девочка, которая мне нравилась, и вдруг выяснилось, что она целовалась с моим другом...