Подумать только, она вошла в дом Глюгсбургов, в ее детях течет истинно голубая кровь династии с почти тысячелетней историей, разбавленная, правда, ее собственной, совершенно обыкновенной, плебейской. Счастлива ли она? Трудно сказать. Она все еще чувствовала себя здесь чужой, не могла привыкнуть к холодному климату, датский язык давался ей с трудом, а главное, Мэри до сих пор плохо понимала свои обязанности кронпринцессы и по большей части довольствовалась тем, что была просто хорошей матерью своим детям: Кристиану и Изабелле — сама водила Кристиана в детский сад, сама следила за кормлением малышки, часто гуляла с ними, как самая обычная рядовая мать. Любила, чтобы муж проводил вечера с семьей и вел себя так же, как отец когда-то с ее матерью-домохозяйкой — помогал с детьми, выполнял ее поручения...
Правда, у Фредерика в отличие от ее отца, который содержал большую семью и с утра до вечера работал, свободного времени было достаточно, и первое время Мэри даже удивлялась, до чего вольготно живут принцы — прямо как в сказке! При этом ее свекровь была занята государственными делами круглые сутки. Может, властная королева просто не хочет никого к этому подпускать? Трудно во всем разобраться, особенно в чужой стране. Иногда Мэри приходило в голову, что, оставшись в Австралии, она была бы гораздо счастливее; а так под тяжестью титула принцессы девушка словно превратилась в другого человека: не только вся ее легкость и беззаботность остались дома, но даже присущие ей напористость и сила характера. Здесь ее одолевали меланхолия, вечное беспокойство и одиночество...
Рядом, кроме придворных дам, неискренне улыбающихся, вышколенных и молчаливых, не было никого, с кем можно посоветоваться или просто излить душу. Мэри так часто хотелось сбежать к отцу и Сьюзи, заменившей ей мать, но королева недавно поставила ей на вид, точно провинившейся школьнице, — мол, не слишком ли много кронпринцесса общается со своим простолюдином-папенькой и его «слишком болтливой и очень вульгарной» женой-детективщицей? Сьюзан королева невзлюбила с первого взгляда и едва удостаивала чуть заметным хищным кивком, когда той доводилось попасться Маргрете на глаза.
В тот вечер после крестин Изабеллы кронпринцесса осталась одна в их с Фредериком крыле дворца в Амалиенборге.
Принц получил ее разрешение провести время за бриджем и разговорами со старинным приятелем графом Херрингом, ненадолго приехавшим из Лондона. Понимая, что друзьям хочется поговорить вдвоем, Мэри не стала настаивать, чтобы муж взял ее с собой.
Тряхнув распущенными темными волосами, Мэри решительно направилась в кабинет: надо занять себя чем-то полезным, раз уж сегодня осталась одна; кстати, она давно не просматривала почту, наверное, там уже много всего накопилось. Несмотря на XXI век, венценосным особам все еще продолжали присылать корреспонденцию в специальных конвертах с королевской печатью. Мэри пользовалась электронной почтой, в основном чтобы пообщаться со своей старшей сестрой Джейн, оставшейся в Хобарте. С обложки красочного журнала, выпавшего из очередного конверта, улыбалось сияющее женское лицо.
Что здесь делает этот журнал? Мэри присмотрелась к вынесенным на обложку надписям. «Откровения бывшей герлфренд кронпринца Кати Сторкхольм». Сердце принцессы учащенно заколотилось.
После того как кронпринцесса прочла интервью, она поспешно вышла из комнаты, предупредила прислугу и няньку, что ее не будет какое-то время, и почти бегом пронеслась мимо стоявшей навытяжку королевской стражи в серо-голубых мундирах. Она направлялась к отцу и мачехе. Ее жгли отчаяние, раздражение, подозрительность, страх, Мэри не терпелось поскорее поделиться терзавшими ее чувствами с Сьюзан, единственным близким человеком в этой стране, которому кронпринцесса по-настоящему доверяла.