Мне три года. Бабушка Леля привезла меня к маме погостить. А через три дня тайком уехала. Помню, как я рыдала: «Хочу к бабе! Хочу к Леле!», а на третий день засунула в наволочку свои вещи, игрушки и рванула на улицу. Бегу, не разбирая дороги, по многолюдному проспекту, большая наволочка бьет меня по ногам. Куда бегу? Конечно на вокзал! Я еду к своей любимой Лелечке в Харьков! Но меня остановили прохожие и вернули маме…
По замыслу взрослых за эти три дня в Москве я должна была привыкнуть к маме.
Вот меня и водили в зоопарк, кукольный театр, покупали игрушки, мороженое в неограниченном количестве. Но привыкали мы с мамой друг к другу долго. И не потому, что я такая вредная, просто по-другому и быть не могло. Я счастливо жила с четырех месяцев с дедушкой и бабушкой в Харькове. Наверное, поэтому тосковала по нашему дому, по полисадничку с розами, по своим игрушкам, по любимому котику Мурату…
Когда я родилась, дедушка предложил маме: «Все, мы забираем ребенка, ты должна сниматься!» Мама согласилась. Она сама писала об этом: «Мать я — никакая. Актрисе нельзя быть матерью».
А потом меня отдали маме. И началась наша новая жизнь вдвоем в 13- метровой комнатке в общей квартире многоэтажки.
Я на всю жизнь запомнила то мое, пускай и детское, горе.
Да и мама об этом не забывала. Недаром очень ярко описала мой «побег» в своей книжке. Кстати, многие журналисты после этого решили, что я с трех лет на мать обиделась. Это такой бред!
Тогда уж отсчет «обид» надо начинать еще до моего рождения…
Мама, забеременев, мечтала о сыне, даже имя придумала — Марк, в честь любимого папы — Марка Гавриловича. А в июне 59-го года в обыкновенном роддоме на свет появилась девочка. Когда мама узнала, что у нее дочка, долго и отчаянно плакала, а ее соседки по палате удивлялись, как можно не радоваться появлению ребенка?! По домашней легенде, молока у мамы было так много, что она кроме меня еще двоих детей кормила.
Однако врач делать это ей отсоветовал: «Срочно перетягивайтесь, иначе ваш организм не выдержит». Я до сих пор так и не знаю, почему меня назвали Машей. Ну, наверное, чтобы хоть как-то было похоже на Марка, во всяком случае, на ту же букву…
Так что своим появлением на свет маму я разочаровала. Открыла, что называется, счет…
Мы с мамой с самого начала расходились во вкусах и привязанностях. Она даже в книжке написала: «Какие же мы разные с моей дочерью!» Вот это слово «разные» — ключ к пониманию наших отношений…
Я родилась, когда мама уже стала знаменитой. За ее плечами была «Карнавальная ночь». Я росла, а мама годами создавала свой образ.
Одежда, прическа, манера говорить «а-ля Гурченко». Я хорошо понимала: нас с мамой всегда будут сравнивать. Дочка кинозвезды должна быть точной копией знаменитой мамы. Но второй Гурченко я становиться не хотела. Наверное, это был мой протест. Я даже название ему придумала — «сознательный пофигизм». Меня с детства раздражали разговоры об актерских тусовках и маминых мужчинах…
Не знаю, в кого я такая? Может быть, в отца? К сожалению, мы виделись нечасто, урывками. Странно, я даже не помню его лица…
Мои родители познакомились во ВГИКе. Однажды мама увидела в институтской столовке необыкновенного красавца и от неожиданности чуть поднос не выронила. Красавец учился курсом старше на сценарном факультете, куда поступил после мореходки.