В нем смутно нарастал бунт против грубости отца, против скрытого презрения сверстников и приятелей сестер, чувствующих в нем другую породу, чужака. У него и в самом деле была постыдная тайна, которую до поры до времени он не собирался разглашать, но она терзала его, делая уязвимым внутри и еше более самоуверенным снаружи.
В самое модное дизайнерское учебное заведение мира — лондонский колледж Святого Мартина — МакКуин совершенно искренне намеревался устроиться преподавателем, потому что чему же его могут там научить? Что с того, что он даже не окончил школу? Зато портфолио у него побольше, чем у декана дизайнерского факультета!
Ладно, в конце концов он смирился хотя бы с тем, что в колледж его зачислили всего лишь студентом, правда, без аттестата и экзаменов.
Возможно, судьба слишком рано накинула на МакКуина упряжь славы, которая с 23 лет начала подгонять его: быстрее, малыш Ли, еше быстрее, еще… Какого черта ты не торопишься? Замешкаешься — и попадешь под собственных разогнавшихся лошадей, скачущих галопом! А его лошади взяли бешеный аллюр непосредственно с выпускного шоу, сделавшего МакКуина за один вечер эпицентром скандала, споров, шока и восторга, — то есть, попросту говоря, знаменитостью. Даже в его крутом колледже никто не учил тому, чтобы из мирного, эстетичного зрелища, каковым является традиционный показ мод, сделать эпатажный авангардный спектакль под названием «Джек-потрошитель выслеживает своих жертв».
Модели деловито расхаживали по подиуму в кожаных топах, больше напоминавших фартуки мясника, заляпанные пятнами крови; жакеты манекенщиц были украшены кусками разорванного целлофана и автомобильных шин, брюки сидели на бедрах так низко, что открывали ложбинку на ягодицах. Аккомпанемент рэпа подчеркивал, с одной стороны, атмосферу улиц, грязи, тревоги и суеты злачных мест, с другой — немыслимо роскошные прически, дорогая отделка деталей золотом и бархатом…
Глазу знатока отчетливо открывалось, сколь безупречно, черт возьми, скроены эти самые штаны, сколь оригинальны жакетики с их накладными аксессуарами, сколь вопиюще талантлив этот сукин сын, свободно расхаживаюший по подиуму среди своих моделей, словно дрессировщик.
МакКуину хлопали, свистели, стоя выражали бурные эмоции, вообще вели себя так, словно он рок-звезда, а не дизайнер одежды. По правде говоря, его самого трясло от волнения, пальцы нервно плясали, выдавая барабанную дробь, ведь он совсем не был уверен, что этот спектакль примут, и готовился к тому, что его закидают тухлыми яйцами. Портновскую-то работу, понятно, он выполнил отлично, а вот представление устроил, ни с кем не советуясь, по велению собственной души, потому что сам себя чувствовал Джеком-потрошителем; чужаком родом из рабочего квартала, налетчиком, которому хотелось растормошить, раздразнить этих элегантных, утонченных зрителей, давно пресытившихся обычной модой.
— Высокая мода должна потрясать, ввергать в безумство, в страсти, вызывать сильные чувства, — так и заявил он журналистам после показа, впервые для самого себя сформулировав, чем же для него интересна мода.
Журналисты были без ума от МакКуина.
«Впервые на подиуме заправляет гениальный хулиган и делает это по-хулигански и гениально!»
МакКуин был так поглощен своим первым показом, что не обратил внимания на вошедшую в зал молодую даму в невероятно экстравагантной шляпке. Оглядевшись в поисках места, она села прямо на ступеньку лестницы в проходе, нисколько не волнуясь за свое белоснежное платье. Он едва ли обратил внимание, что она аплодировала ему чуть ли не дольше всех. Поговорив с журналистами, МакКуин почувствовал огромную усталость и тут же, поймав такси, уехал домой.
Но стоило ему растянуться перед телевизором, как раздался телефонный звонок. Нежный голос, похожий на голос сирены, требовал встречи, немедленно, прямо сейчас, в 12 часов ночи. Он валяется без сил на кровати? А по какому адресу он, собственно, валяется? Она приехала в его унылую съемную квартирку минут через пятнадцать. Шляпа гостьи, украшенная высокими, отделанными кружевом и золотой тесьмой оленьими рогами, которую МакКуин не заметил на своем шоу, зацепилась за низкую притолоку, и они вместе осторожно освободили ее. Огромные серо-зеленые глаза обнаружились на круглом, нежном, очень белом лице брюнетки, когда она сняла свой причудливый головной убор. Ну и платье выбрала гостья для визита в его берлогу — белое, с высоким стоячим, расходящимся треугольным веером воротником, как на портретах королев XVIII века!
