Они и так натерпелись, а тут еще такое… Как только выдержали? Им все это за что? А Алисе?
Паппе тогда дал интервью, наговорил столько в мой адрес, его прямо несло — бесконтрольно, злобно. Но, как ни странно, чем больше он старался, тем больше я ощущала поддержку. Приезжали друзья, коллеги, предлагали помощь, любую, я даже не ожидала. Знакомые и незнакомые люди передавали слова ободрения и поддержки. Журналисты некоторых изданий отказывались писать обо мне пасквили, причем под угрозой увольнения. Я об этом узнала намного позже, и даже не от них самих — спасибо им большое.
И каналу я, конечно, очень благодарна за все. Пока лежала в больнице, Владимир Кулистиков — тогда руководитель «Вестей» — сказал мне: «Как только сможешь, ты должна выйти в эфир, несмотря ни на что.
Выздоравливай, мы тебя ждем».
Газеты хотели комментариев, а мы молчали. Сначала собирались ответить по полной, наотмашь. Но адвокаты Артема попросили канал этого не делать — считали, это может ему навредить. И я не проронила ни слова. Не знаю, вероятно, зря. Ведь кто громче кричит, того лучше слышно. Но, с другой стороны, если ввязываешься в публичную склоку, она разрастается как снежный ком. А тут ну один раз написали — нет с моей стороны ответа, ну два — и тема исчерпана, поводов больше нет, умным людям понятно, что идет игра в одни ворота. А тупым, завистливым и злым все равно ничего не объяснишь.
Но надо было как-то выкарабкиваться. Мне назначили много реабилитационных процедур — только чтобы не оставалась одна, постоянно чем-то занималась.
Я запретила себе плакать, страдать, мобилизовалась и вскоре вышла в эфир.
Летом в отпуск не поехала — чтобы работать, назло врагам, как говорится. Меня послали от канала «Россия» на игру «Форт Боярд», потом какие-то концерты вести пришлось — опять же для канала, и все это — параллельно с новостями. Зарплату прибавили — как раз вовремя: суды по поводу ребенка ведь так и продолжались. Дима попытался и там как-то эту драку упомянуть. Но у нас уже были готовы встречные иски — за клевету и оскорбления, а это тогда были уголовные статьи. Одно дело — с газетами бесконечно судиться: поди разберись, кто что в действительности сказал, кто додумал, дописал, а другое дело — в суде бы он вдруг начал в чем- то меня обвинять — при свидетелях, соцработниках, психологах, юристах.
И Дима как-то сразу успокоился.
Вообще по-другому себя вести стал — гораздо аккуратнее. Может, новый адвокат так на него повлиял, да и другие проблемы навалились. На заседаниях он появлялся все реже, отказался от своих претензий и уехал за границу. С того времени мы с ним ни разу не виделись.
Конечно, пока бились с Димой за ребенка, я в суде про него говорила все, что думала (так же, как и он про меня). Но исключительно на закрытых заседаниях, никогда не выносила ничего плохого на люди, тем более в прессу. Я и сейчас рассказываю далеко не все и надеюсь, никого этим не оскорбляю. Думаю, каждый из нас наделал много ошибок и за них поплатился.
Вот так я выиграла этот процесс — тихо, только самым близким рассказала, да тем начальникам, которые были в курсе подробностей. Всем этим людям я буду благодарна всю жизнь — понимаю, это пафосно звучит, наверное. Но вспомните, что творится на подобных процессах — а я много о таких делах знала. У вполне состоявшихся женщин отбирают детей, увозят силой, иногда даже с ОМОНом. И бедные матери пытаются вымолить у бывших мужей встречу с ребенком или вернуть его из-за границы.
Я тоже сначала всего этого боялась. Но потом просто ходила в суд как на работу и верила, что смогу выстоять.
С Артемом мы по-прежнему держали связь — для него ведь еще ничего не закончилось. Он постоянно извинялся, просил забыть его, настаивал: «Только ничего сама не предпринимай...» А я в какой-то момент уже в таком состоянии была, что деньги на взятку собирала, занимала — чтоб статью ему сменили на более мягкую.
Вовремя меня остановили, отвели от греха.
Сколько раз я разговаривала с Темой, не в силах понять — как он мог решиться на эту драку?
После случившегося я занималась уже не только судами по поводу дочки, но и делами Артема, естественно, тоже. С банком проблемы решала, выплачивала кредит за его машину, которую он купил, мою пришлось продать. Таких людей за него на протяжении нескольких лет просила — я бы, наверное, раньше заговорить с ними даже не решилась, не то что просить. Никому об этом не рассказывала. Ему очень помогали и бывшие коллеги, не забывали.
Когда Артема освободили, с меня будто груз сняли. Все. Он мог устроить свою жизнь как хотел... Но без меня.
Помню первый разговор, когда Артем приехал ко мне забрать вещи. Я сказала: «Ты знаешь, у меня такая пустота образовалась за эти годы... Я вообще больше не хочу серьезных отношений — ни с тобой, ни с кем-то еще, боюсь». Столько хотелось наговорить, но удержалась — и так нелегко ему пришлось.
Друзья пытались меня растормошить, уговорить куда-то поехать, но мне не хотелось. У меня же Алиса была — можно уже не прятаться, не напрягаться, просто водить ее в детский сад, на прогулку во двор и не оглядываться ежеминутно по сторонам, можно поехать с ней отдыхать, не опасаясь, что нас остановят на границе.
